Он хотел, чтобы она полюбила его, а это невозможно. Вероятно, все закончится тем, что их убьют.
– Если ты еще не опомнился, нам лучше всего отправиться в Вестминстерский собор, – ворчливо произнес Роман.
Синклер сдержал неожиданный приступ нервного раздражения.
– Думаю, представление удастся лучше, если я напьюсь. Как вы считаете?
– Я бы выпил, – поддержал его Бейтс.
– Я бы сказал – нет, Син, – вмешался в разговор слуга. – Высший свет примет тебя в свои ряды, если ты не будешь представлять для него угрозы. Если ты шокируешь их, перед тобой закроются все двери, и тогда твоя игра окажется напрасной.
– Кроме того, – добавил Бейтс, – стоит остаться трезвым, чтобы с ясным умом оценить величайшую ошибку в своей жизни.
Возможно, Бейтс был прав. Однако он начал это и нужно пройти все до конца.
Маркиз через силу улыбнулся:
– Только одну из многих. И если бы все ошибки выглядели, как Лисичка Фонтейн, я бы не возражал повторить их. – Он взял в руки перчатки из тонкой кожи. – Роман, лорд Стиветон перешлет вещи своей дочери во время церемонии. Размести их в спальне и в гостиной.
– Ты скажешь это Майло? Иначе он меня не послушает.
– Я уже сказал и хочу, чтобы здесь все было под твоим присмотром.
Слуга вздохнул:
– Слушаюсь. Было бы гораздо приятнее, если бы ты насчитывал больше четверых людей в мире, которым можешь доверять.
Усмехнувшись, Син хлопнул его по спине.
– Ты уверен, что я тебе доверяю?
Роман нахмурился:
– Я упакую все на случай, если ты передумаешь. – Убирая вещи, он продолжал ворчать: – Привести Лисичку в дом, где уже полно змей. И надо же было такое придумать!
Все, что Виктория вспоминала позже о своей свадьбе, было отмечено слепящим блеском: бисер, жемчуга и драгоценные камни на гостях отражали свет сотен свечей, мерцающих вдоль длинных нефов собора. Слава богу, с ней не случилось обморока, хотя достало бы самого легкого ветерка, чтобы она упала на пол.
В соборе присутствовали все, от принца Джорджа до герцога Веллингтона и герцога Монмаута; большинство из них снисходительно улыбались, когда Виктория оцепенело повторяла вслед за епископом приличествующие случаю слова. Вся процедура казалась ей фальшивой.
Когда епископ провозгласил их мужем и женой и Синклер Графтон приподнял с ее лица фату, его янтарные глаза загадочно замерцали. Из всей процедуры это, очевидно, позабавило его больше всего. Коснувшись Виктории, он вывел ее из оцепенения.