И ясное дело, меня, опозоренную и обрюхаченную, в доме держать не будет. Откуда пришла, туда и иди. А идти и некуда.
Я не могла себя заставить выйти из кабинки. Казалось, что все уже сейчас начнут тыкать пальцем в меня и насмехаться, обзывать падшей женщиной.
Конечно, если у тебя есть квартира и работа, даже при отсутствии мужа, ребенок не проблема. А когда тебе восемнадцать и ты один на один с бедой…
Но сколько ни сиди, возвращаться домой нужно. И тут же закралась трусливая мысль. А может, если я буду таскать бидоны с молоком, у меня все разрешится? Ведь баба Зина рассказывала? Правда, рассказывала и том, что можно и умереть от кровотечения…
Еще несколько дней я ходила, как сомнамбула. Даже решилась сходить к бабушке Максима. Вдруг он заболел или что с ним случилось? Но, ожидаемо, с ним ничего не случилось… Он работал и про меня думать забыл.
- Может передать что? – Вера Васильевна пытливо всматривается в мои глаза, и мне приходится прилагать нечеловеческие усилия, чтоб сохранить непринужденное выражение лица. Хотя хочется реветь белугой. Вместо дома, я пошла к речке, на «наше» место. Давясь слезами, стерла его номер с телефона и выбросила сим-карту в воду. Все. Концы обрублены. Так я себя обезопасила от унижения. Ведь когда меня жизнь совсем припрет к стенке, Подгорский – последний человек на Земле, к которому я захочу обратиться.
Если я ему не нужна была здоровая и беспроблемная, то нищая беременяшка, без кола и двора, точно не предел его мечтаний. Я, словно наяву, себе представила, как кривится в презрительной усмешке его твердо очерченный рот, как веет арктическим холодом от его стального взгляда.
- И зачем мне эта информация? – спрашивает он, и я просто умираю от унижения.
Утерев глаза, умывшись, я отправилась домой. Мне бы дотянуть до поступления, заселиться в общагу, а там может что-то изменится. Найду подработку. В конце концов, говорят же: «Бог дает ребенка, даст и на ребенка!»
Но моим планам не суждено было сбыться… На следующее же утро меня застукала баба Зина, когда я пугала унитаз.
Тут же был собран семейный совет, который больше походил на суд инквизиции.
- Я сказал, делай аборт. Денег, так и быть дам. Иначе проваливай на все четыре стороны. Мне лишние рты не нужны. И позорить себя не дам. Я уважаемый здесь человек, - отчим словно выплевывал слова, глядя на меня с неприкрытой ненавистью. – Или топай к тому, кто тебя обрюхатил, пусть берет на содержание.