Ошибся он в главном — овцами мы не были. Скорее, волкодавами.
Пять лет в отряде «М» — это не срочная служба, где через день — на
ремень, через два — на кухню. Мы бы и рады на кухню, ан нет, это
было бы поощрением. А у нас — тренировки и командировки.
Влад выстрелил Молчуну в голову, а потом ещё разок — травмат с
пяти метров — штука ненадежная. Я же тем временем сковал Говоруна
его собственными наручниками. Пошарил по карманам, нашел ключи.
Потом пошарил в тайных местах и опять нашел ключи и нож-выкидушку,
почти как у меня. Хитрый. Но одно — иметь дело с беззащитным
обывателем, другое — со старшим сержантом отряда «М», пусть и
запаса.
Вторым комплектом наручников я сковал Молчуна, который был жив,
хотя и не вполне здоров. Резиновая пуля все-таки пуля. Хотя и
резиновая.
— Ты что творишь! — заговорил штампами Говорун, поднимаясь с
дороги. — Ты на кого руку поднял! Считай, ты уже труп!
— Килограммов двадцать, двадцать пять, остальное сбой и кости, —
сказал я Владу, не обращая внимания на Говоруна (на деле очень даже
обращая).
— Мой малость полегче, но тоже мясо, — ответил Влад. — Поведем
их в разделочную, там и ясно будет.
И мы жестко повели обоих в сторону избы, из которой пахло
копченым мясом и — совсем немного — кровью.
Ворота и ограду слегка подправили, чтобы совсем уж не
заваливалась. Но не крепость. К тому же у меня были ключи, которые
я нашел у говорливого.
Мы открыли ворота, потом открыли избу.
Так и есть: разделочные столы, инструменты — ножи, пилы,
которые, верно, запитывались от автомобиля, кастрюли. Холодильника,
понятно, нет, так и электричества в деревне давно нет. Видно,
приезжают, разделывают, коптят и увозят. А отходы?
Я так и спросил Говоруна, но тот в ответ попытался меня боднуть.
Крепкий мужик. На таких-то харчах немудрено. Я его успокоил
немножко, не рукой, а зубчатым молотком из тех, которыми специально
отбивают мясо. Я сказал немножко, так и есть. Мне нужно, чтобы он
мог и думать, и двигаться.
Я почти нежно взял под руку, это нетрудно, когда руки скованы за
спиной, и повел по коптильне, зашел в другую комнату, вышел в сени,
прошелся по двору, зашел в соседний двор, где дом почти разрушился,
но погреб с двойными дверьми уцелел. Оставив Говоруна, заглянул в
погреб. На свету моя способность видеть в темноте поблекла, однако
разглядел я достаточно. И расслышал тоже: мухи при свете
распоясались.