- Мокрая, - пробормотал мужчина, накрывая киску пальцами. – Для меня течешь.
Это звучало ужасно пошло, эротично и дико возбуждающе. Адам запустил пальцы под резинку трусиков, и теперь уже пальцы, не имея преграды из ткани, коснулись гладкой кожи. Я застонала, и безотчетно схватила мужчину за ткань рубахи. Это было слишком.
- Горячая малышка, - прорычал мужчина. – Идеальная…
Он подхватил меня на руки, и перенес на кровать. Уложив на спину, он навис надо мной, и собрался снова поцеловать, но крик в коридоре отвлек его.
- Хозяин! – там кричали на английском. – Беда!
От горящего взгляда мужчины ни осталось, ни следа. Только секунду назад передо мной был соблазнитель и искуситель, а вот сейчас – воин. Адам поднялся, и вышел из комнаты, не сказав ни слова. Его холод вернул меня на землю. В одну секунду мне стало стыдно, что я позволила чужому мужчине делать со мной такое.
- Боже, он трогал меня там, - простонала я, перевернувшись на живот, и уткнувшись лицом в мягкую шкуру. – Дура, дурра, дурра! – рычала я, и стучала кулаком по кровати. – Опуститься до такого, как я могла!
- Ева, - вдруг голос Адама привлек мое внимание. – Прекрати причитать и слушай меня.
Я подняла глаза на мужчину, которого практически не было видно в темноте дверного проема, но я четко увидела в его руках меч, блеснувший в пламени канделябра.
- Слушаю, - прошептала я, сгорая от стыда. Мне хотелось накрыться с головой этими шкурами, и молчать, но что-то подсказывало, что лучше, все же, обратить внимание на то, что скажет Адам.
- Хорошая малышка, - сказал он, а я фыркнула. Для полной картины не хватало поглаживания по голове. – Ева, не выходи из комнаты. Из дома тем более. Это не безопасно. На нас напали, и только здесь тебя никто не тронет.
- Кто напал? – это было глупо. Кто может напасть посреди Чикаго? Какие-то итальянские бандиты?
- Бритты, малышка, - он подошел к кровати. – Ева, пообещай, что не сунешься за порог. Мне будет некогда спасть тебя.
- Обещаю, - сказала я.
- Замечательно. Чтобы ты не услышала, не выходи из комнаты, - дал он последнее наставление, и скрылся в темноте коридора.
Наступила тишина. Было слышно, как потрескивают свечи, и дерево в очаге. Где-то шуршала мышка – это были все звуки. Но тишина была недолгой. Ее разрезал женский крик, за которым последовал дикий вопль мужчины. А потом шум только нарастал. Я слышала крики, лязг оружия, ржание лошадей. Это было, словно я попала в фильм про столетнюю войну, или в документальный фильм про историю Великобритании. Люди кричали на схожем с английским и непонятном языке, ругаясь и причитая от боли. Я закрыла уши, чтобы не слышать весь тот ужас, что творился на улице. А потом все стихло. Резко, словно кто-то выключил звук, или остановил запись.