Естественно, и на этот раз все были уверены, что день рождения пройдёт по привычному сценарию, но все вышло не так.
Как обычно, Фрол Прокофьевич взял слово и… сказал совсем не то, что ожидалось. Речь его, несмотря на непривычную краткость, буквально парализовала окружающих. Даже меня.
– Дорогие мои жены, – торжественно начал он. – Безмерно вам благодарен за ваши ласку, тепло и доброту. Настала очередь вам отдохнуть, потому что теперь я окончательно женюсь вот на этой прекрасной женщине, вашей подруге Соне, – и он показал на меня.
Воцарилось молчание. И в этой кромешной тишине раздалось глупое хихиканье Зинки-пензючки.
– Он шутит, – сказала она и зашлась смехом.
Следом за ней засмеялись остальные. Больше всех ржала моя Тамарка. Я приготовилась к драке, а потому разозлилась и сказала:
– А что вы ржёте? Что тут смешного, если мы с Фрысиком решили пожениться?
– Да-да, – поддержал меня Фрол Прокофьевич. – На этот раз все получилось особенно удачно. Обычно вы сдруживались после нашего развода или перед ним, а Соню вы знаете уже до того, как мы поженились. Большой прогресс.
Его оптимизм не передался никому.
– Они шутят! – истерично закричала Полина.
– Конечно шутят! – вторила ей Изабелла. – Шутят! Шутят!
– Нет, не шутят, – вынесла приговор Тамарка. – Он подарил ей эту шляпу.
Все с ненавистью уставились на мою шляпу.
– Да, – храбро признался Фрол Прокофьевич.
– Сволочь! Сволочь! – вскрикнула Полина и выскочила из комнаты.
– Вот же урод! – прошипела Татьяна и вышла следом.
– Зря радуешься! – зло пропела Изабелла и выплыла за подругами.
– Это! Это! – зеленея от гнева, взвизгнула Зинка-пензючка и побежала за Изабеллой.
У двери она нашла нужное слово и, надернув на лоб сползающий с неё парик, выкрикнула:
– Безобразие!
Тамарка с минуту посидела в задумчивости, потом тоже поднялась из-за стола, с негодованием посмотрела на меня, на Фрола Прокофьевича и рявкнула:
– Старый тупой козёл и ободранная вонючая ехидна!
Никогда она меня так не обижала.
– Только что ты утверждала, что нет его умней и красивей, – крикнула ей вслед я.
Тамарка вышла из комнаты как сомнамбула, даже не вступив со мной в диалог.
Я и Фрол Прокофьевич остались за столом одни.