— Слушаю.
Узнав о найденном ребенке, оператор оживился и мигом переключил
ее на полицию. Там выспросили кучу подробностей, записали адрес и
данные Юлии и предложили доставить ребенка в отделение.
— Вы что, издеваетесь? — возмутилась девушка. — Девять вечера.
Ему спать пора, а вы его в отделение предлагаете везти, точно
преступника. Это же ребенок! Утром пусть приходят из опеки, и будем
решать.
Дежурный попросил подождать на линии, получил добро от
начальства и разрешил оставить найденыша дома. Юля записала номер
отделения, обещала звонить, если что, и отключилась. Выдохнула —
самое сложное еще впереди, и тут же замерла, наткнувшись на
серьезный взгляд малыша.
— Не хочу домой, — провозгласил Совенок.
Юля прикусила губу, сдерживая эмоции. Воображение уже рисовало
жуткие картины, и она чувствовала себя предательницей. Но ведь это
чужой ребенок, она не может оставить его себе. У него есть пусть и
плохая, но семья.
— Никто тебя домой прямо сейчас не отправляет, — попыталась
мягко объяснить Юля, — но нам надо связаться с твоими родными.
— Зачем? — насупил серые брови деть. Тряхнул подсохшими
волосами, которые так и остались грязно-серыми, как ни старалась их
отмыть Юля.
— Но ведь они волнуются. — Девушка растянула губы в жалкой
попытке улыбнуться. Глаза защипало, и ей пришлось приложить усилия,
чтобы не расплакаться. Пятничный вечер превращался в мелодраму.
Она, чужой ребенок и его беды. Не хватало только бывшего, который
умел довести любую мелодраму до трагедии.
— Нет, не волнуются, — воспротивился Совенок, — у отца —
эсхарат1, у брата — тэорат, а Жансар только и знает,
что орать, какой я дурак.
##1 См. глоссарий в конце книги.
Обилие чужих слов — цыганских? — сбивало с толку, как и странные
имена. А еще мальчишка умел строить сложные фразы. И она поймала
себя на мысли, что не знает, как вести себя с этим ребенком,
который даже имени своего назвать не хочет.
— Жансар, он... — Юля замялась, подбирая слова, потом вспомнила
распространенный тест и резко протянула руку, якобы поправить
Совенку волосы.
Тот не дернулся. Наоборот, подался вперед и зажмурился под
лаской, а она со вздохом взлохматила жесткие волосы — Совенок все
глубже пробирался в сердце. Не дернулся — значит, не били, но
откуда тогда шрамы?
— Кто он тебе? — задала Юля вопрос по-другому.