Бег всегда располагает
к мыслям. Пока ты еще не выбился из сил, пока
еще не считаешь оставшиеся до конца метры,
сосредоточенный лишь на очередном шаге и неспособный
думать о чем-то другом, мысли текут странно упорядоченно,
а рассуждения становятся простыми и чистыми. Каждый
очередной раз, пробегая мимо Цубаки, неизменно оглядываясь
и неизменно встречаясь с его ровным оценивающим взглядом,
Рэд задавал себе один и тот же вопрос. И не мог
найти ответа. Одинокая фигурка в инвалидном кресле,
с укутанными в темный плед ногами и одетая
в теплую куртку, вызывала весьма смешанные чувства.
«Идиот. Какого черта он торчит
тут и мокнет? Плевать, что с зонтом... — очередной
раскат грома заставляет отвлечься, но раздражение никуда
не уходит. — Мало ему было той болезни?!»
Но в какой-то момент Рэд
представил, как бы он себя чувствовал, если бы бегал
тут один. Как-то ощутимее стала мрачная серость вокруг, холодные
щупальца волос, облепившие голову, холодная одежда... Родилось
вдруг в груди странное чувство одиночества и серой
безликой тоски, что так часто приводит дождь в души многих.
Родилось — и тут же разбилось об облик Цубаки,
показывающего, что осталось еще три круга.
Рэд ухмыльнулся.
Ухмылка перешла в довольный
оскал.
Он так и не нашел для
себя ответа, но необходимость формулировать очередной
«сентиментальный бред» отпала. Он понял — этого
достаточно.
— Лови!
Макс едва не уронил перекинутый
ему в руки термос и с удовольствием сделал несколько
глотков не остывшего пока еще чая. Холодно ему не было,
но горячий напиток ощутимо поднял настроение и придал
сил.
— Отдохнешь немного,
разомнись — и сразу мяч. Я тут придумал тебе некий
тестик, посмотрим, что ты сможешь сделать в такую погоду.
Скользко ведь, тут каждое движение побольше сил и умений
требует!
Да, скользко. И непривычно.
Обувь — слишком тяжелая. Прилипшая к телу одежда
сковывает движения. Мокрый мяч... Привычные упражнения показались
совсем уж изощренной пыткой, а ведь Рэд и так
некоторые из них не любил.
«При всем твоем агрессивном, простом
и прямом стиле, как центровой ты обязан кое-что
уметь!» — вот и все объяснение, которое Цубаки дал
на простой вопрос «зачем?». Максу оно не сказало ничего.
Из раза в раз повторяющийся ряд движений, пусть
и в разной форме, часто с разным результатом,
он уже выучил едва ли не каждой мышцей и мог
повторить, даже не задумываясь. Собственно
он и не думал — просто выполнял, привычно
доверившись Рю. Хотя погодные условия все же заставили
сосредоточиться на этом чуть сильнее.