Но меня все же не бросили и приютили. Семья из местных. Дом
оставили, как он есть, а землю использовали под посев.
Через пару недель, в деревню приехал мужчина, очень похожий на
военного или наемника. Сказал, что желает поселиться у нас в
деревне, купить дом и заниматься хозяйством.
Староста деревни сказал ему, что есть один дом, который мужчина
может забрать себе со всеми вещами и хозяйством бесплатно, но при
условии, что возьмет меня к себе и будет заботиться обо мне, как о
родном сыне.
Не знаю, что подкупило этого человека, дом с хозяйством, то, что
у него не было детей или то, что он безошибочно увидел во мне
волевого мальчишку, а не сломленного маленького мальчика, но
мужчина согласился растить меня и воспитывать.
Мне он тоже как-то сразу пришелся по душе. Поэтому, когда
староста спросил меня, хочу ли я жить с этим мужчиной в своем доме
и почитать его, как родителя, я согласился.
Мужчину звали Джон Брайни. Одет он был в потертые кожаные штаны,
потертую кожаную куртку, из-под которой виднелась мятая рубаха. На
поясе у него висели нож и клинок. Роста он был среднего,
мускулистый, уверенный в себе, но было в нем, что-то опасное.
Взглянув на него, сразу понимаешь, что перед тобой хищник, с
которым лучше не сталкиваться. Держался он уверенно, никого не
боялся, и создавалось впечатление, что этот мужчина один в
состоянии справиться с целым десятком элитной стражи. Его хищная
походка, контроль над окружающей обстановкой и выверенные движения
буквально кричали об этом. Однако почему-то старейшина не придал
этому значения или не смог в нем распознать все это. Но вот сам
Джон Брайни как-то сразу догадался, что я смог оценить его
правильно.
Он сразу предупредил, чтобы я не называл его отцом. Для меня он
- наставник. Хорошо, что он это сказал. У меня, как-то язык не
поворачивался называть кого-то отцом, кроме того, кто заботился обо
мне все это время. Наверное, появись сейчас мой биологический отец,
я бы и его не смог так назвать.
Первое время наставник ко мне приглядывался. Я часто замечал на
себе его взгляд. Я делал все, чему учил меня отец, который вырастил
меня до восьми циклов и делал это вовремя. Я никогда не плакал и не
жаловался на усталость. Иногда, конечно, у меня все же было время
поиграть с деревенскими мальчишками, но каждый раз я отпрашивался у
наставника. Он никогда мне не этого запрещал. Каждый раз отпускал и
никогда не ругал, даже если я задерживался.