Рождественская
история
Посвящаю это «маленькое
безобразие» всем моим любимым девочкам:
Любите и будьте любимы, а
счастье вас и в сугробе найдёт!
Зима, холодно, полночь. Чёрт, как же
холодно! И свет кто-то выключил, темно, страшно, гололёд. Ковыляю
на своих копытцах с вечеринки трёх одиночек. Ночь перед
Рождеством.
Дожили, собрались три престарелые
курицы отметить праздник, «нахрюкались» до визгу. Отметили. Йех,
хорошо было, только сейчас — как-то не очень. И чего я дура не
осталась, ведь говорили девчонки, «оставайся», нет, поползла. Ведь
дома ребёнок ждёт, а может и не ждёт свою маменьку с мероприятия
гордо именующимся «Девичник». Аха, девочки стало быть, это к
четвёртому — то десятку.
Ковыляю, нет, крадусь на своих
копытцах. Так и хочется встать на четвереньки, аки гордый лев и
ползти на четырёх костях. Холодно, скользко, темно — бррр. Денег на
такси нет, на последнюю «хрюкалку» красного собирали по копейкам,
вот и ползу теперь, одна одинёшенька, сиротинушка. Главное — не
пискильзнуться и не навернуться...
И-и-и — йех. Отлично!
Сижу в сугробе, мыслю о высоком — и
почему же люди не птицы, или хоть Карлсоны наконец. Красота —
Снегурочка в сугробе, блин. Только ёлочки не хватает и деда Мороза
с зайцами. И народу — ну ни кого! Машины только одни несутся, хоть
бы одна остановилась. И пр-р-а-а-ально, чего им останавливаться?
Видок у меня ещё тот, ну просто — зашибись! Куртяшка — обдергайка,
штаники из балоньки, сапожки. Ха, а вот сапожки то итальянские, на
калбуках, будь они не ладны, десятилетней давности. Вот и сижу,
снегурочка. Не-е, так то, если что — весело приземлилась, а со
стороны посмотреть — так ещё веселее. Ладноть, вставать ведь
надо...
Смешно подумать, и чего мы так ржали —
то? Курицы старые, это для детей мы взрослые, степенные матроны, с
серьёзными разговорами, а для себя — нам всё ещё по восемнадцать.
Да и разговоры всё те — же: о прЫнцах на белых конях, да о том, как
бы было здорово снова превратиться из Золушки в королеву. Да...
Было нам по восемнадцать, и встретили мы каждая своего принца на
белой девятке, и вышли замуж, и родили, каждая в положенный срок...
Вот только прЫнцы наши перекинулись в жеребцов и ускакали в
неизвестном направлении. И превратились мы из добрых золушек в
злобных мачех. Как получилось, что из восемнадцатилетних принцесс с
музыкальным образованием, с балетной школой, с томиками Гёссе под
подушкой, разговорами о культуре и искусстве — мы превратились в
грубых, озлобленных и одиноких тёток? Сгубили нас быт и
одиночество. И чего ржали, ведь трезвые были... Это стресс, а
стресс — это критические дни у психики.