– Если белка ко мне придёт, а я её схвачу? – нападал старший Якоб, умненький мальчик, единственный кроме Людвига, умевший читать. – Её же зажарить и съесть можно. Питер, вон, ест белок.
– Как её есть, если она любимая?! – крикнула Лизхен, а Анна, за весь день не сказавшая и десяти слов, молча пересела поближе к Гансику, чтобы в случае беды защитить белку.
– А как ты любимую курицу кушаешь? – не сдавался Якоб.
– Она по-другому любимая.
– Получается, что доброму человеку охотиться нельзя? – спросил Людвиг.
– Можно, – сказал Ганс, – но если ты пошёл за белкой, то не зови её. Пусть она знает, что ты её ловишь.
– Зачем?
– Иначе будет нечестно. Давайте разберём, может ли доброта обманывать… – Ганс обвёл глазами ребят и вдруг заметил, что уже вечер.
Летом темнеет поздно, солнце было ещё высоко, но в воздухе звенела совсем вечерняя усталость. Гансик, оставив белку, прикорнул рядом с Мари, проголодавшийся Питер сосредоточенно жевал листики щавеля.
– Хотя об этом мы поговорим в другой раз, – поправился Ганс. – Если хотите, приходите сюда… послезавтра. Завтра я пойду на заработки.
– Разве вам тоже надо работать? – удивлённо спросил младший Якоб.
– Работать надо всем, – сказал Ганс.
Он взглянул на спящую Мари, уже перекочевавшую на руки к брату, и добавил:
– Обязательно.
* * *
Городской лес тянулся от реки на восток, где грядой стояли невысокие, но крутые горы. Лес прорезала тропа на Ганновер, а у самой реки он был вырублен, земля распахана. Городские, церковные и свободные крестьяне селились там бок о бок в хуторах и маленьких деревеньках.
Туда и направился Ганс.
Город он обошёл. Он не любил стен, тесноты людского жилья, вони, грязи. В деревне всего этого нет – кто испачкан в земле, тот чист. Поэтому ночевать Ганс старался в поле или в лесу, а на заработки ходил в деревню.
Довольно быстро Ганс вышел на небольшой хутор. Здесь жили свободные зажиточные крестьяне – бауэры. Два пса бросились навстречу, исходя лаем. Но потом узнали Ганса и смолкли. Из-за дома вышел хозяин. Ганс ударил в землю посохом, на верхушке которого болталась связка высохших крысиных лап и хвостов.
– Мышей, крыс выводить! – закричал он.
– Проваливай! – отвечал хозяин, – А то собак спущу.
– Спускай! – Ганс рассмеялся.
Он подошёл к большому псу, и тот, радостно заскулив, принялся тереться лобастой головой об ноги Ганса. Пушистый хвост бешено молотил воздух.