Меня река тоже удовлетворяла «на все сто», и мы с Гаррисом оба сказали, что Джорджу пришла хорошая мысль. Мы сказали это с таким выражением, что могло показаться, будто мы удивлены, как это Джордж оказался таким умным.
Единственный, кто не пришел в восторг от его предложения, – это Монморенси. Он никогда не любил реки, наш Монморенси.
– Это все прекрасно для вас, друзья, – говорил он. – Вам это нравится, а мне нет. Мне там нечего делать. Виды – это не по моей части, а курить я не курю. Если я увижу крысу, вы все равно не остановитесь, а если я засну, вы, чего доброго, начнете дурачиться на лодке и плюхнете меня за борт. Спросите меня, и я скажу, что вся эта затея – сплошная глупость.
Однако нас было трое против одного, и предложение было принято.
Обсуждение плана. – Прелести ночевки под открытым небом в хорошую погоду. – То же – в дурную погоду. – Принимается компромиссное решение. – Первые впечатления от Монморенси. – Не слишком ли он хорош для этого мира? – Опасения отброшены как необоснованные. – Заседание откладывается.
Мы вытащили карты и наметили план.
Было решено, что мы тронемся в следующую субботу от Кингстона. Я отправлюсь туда с Гаррисом утром, и мы поднимем лодку вверх до Чертси, а Джордж, который может выбраться из Сити только после обеда (Джордж спит в каком-то банке от десяти до четырех каждый день, кроме субботы, когда его будят и выставляют оттуда в два), встретится с нами там.
Где мы будем ночевать – под открытым небом или в гостиницах?
Я и Джордж стояли за то, чтобы ночевать на воздухе. Это будет, говорили мы, так привольно, так патриархально…
Золотое воспоминание об умершем солнце медленно блекнет в сердце холодных, печальных облаков. Умолкнув, как загрустившие дети, птицы перестали петь, и только жалобы болотной курочки и резкий крик коростеля нарушают благоговейную тишину над пеленою вод, где умирающий день испускает последнее дыхание.
Из потемневшего леса, подступившего к реке, неслышно ползут призрачные полчища ночи – серые тени. Разогнав последние отряды дня, они бесшумной, невидимой поступью проходят по колышущейся осоке и вздыхающему камышу. Ночь на мрачном своем престоле окутывает черными крыльями погружающийся во мрак мир и безмолвно царит в своем призрачном дворце, освещенном бледными звездами.