— Ясно, —
вздохнул я. Посмотрев на комбрига, спросил: — Белую тряпку
найдете?
— Вона
как, — присвистнул комбриг. Повернувшись к подчиненным, приказал:—
Мигом белый флаг сделать!
Пока
красноармейцы сооружали флаг, удивленно спросил:
— Неужели
людей жалко? А я-то считал, что чекисты — люди железные.
— Людей-то
чего жалеть? — пожал я плечами. — Этих побьют, бабы новых нарожают.
Мне монастыря жалко. Вот, расхреначите вы, на хрен, святую обитель,
а она историческим памятником окажется, нас с вами в вандалы
запишут.
— М-да,
товарищ начальник губчека, шуточки у вас, — покрутил головой
Терентьев. — Я же вас знаю, человек вы смелый, но зачем самому
башку подставлять? Неужели не страшно?
— Страшно,
— кивнул я, забирая у красноармейца белый флаг. — Знали бы вы, как
мне страшно. Но придется.
[1] Теперь Калевала.
Говорят,
снаряд в одну воронку дважды не попадает. Стало быть, не должны
меня подстрелить во второй раз. Но на самом-то деле и снаряды в
одну воронку влетают, и парламентеры, вроде меня, пулю схлопотать
могут. Как пойдет.
Вообще-то,
начальникам моего уровня, самим отправляться на переговоры с
противником нельзя. Для этого существуют младшие офицеры. А уж
лицам, имевшим генеральское звание, самим идти договариваться с
заключенными — нонсенс. В принципе, за одно это вышестоящее
начальство должно меня разжаловать, и отправить на должность
младшего милиционера куда-нибудь на Колыму, или Северный Сахалин.
Впрочем, на Сахалин можно и уполномоченным ВЧК отправить, собирать
сведения о японцах, обитающих покамест на Южном
Сахалине.
Но все
мудрые мысли ко мне пришли, когда я уже шел по направлению к
обители, некогда святой, а ныне пребывавшей в статусе
фильтрационного лагеря, и поворачивать назад уже
невозможно.
Помахивая
белым флагом и уверяя себя, что мне ни капельки не страшно (ну,
разве, совсем чуть-чуть), я подошел к воротам обители и
крикнул:
—
Граждане! Моя фамилия Аксенов. Я являюсь начальником Архангельского
губчека. У вас есть десять минут, чтобы выйти и сложить оружие. В
случае сдачи обещаю тщательное разбирательство. Даю слово, что
виновники беззакония в отношении вас понесут наказание по всей
строгости революционных законов. — Немного подумал, и добавил: —
Даю слово, что никто из невиновных не будет наказан. Виновникам
мятежа жизнь обещать не стану, но смертью грозить не буду. Сначала
разбирательство и следствие. — Кажется, пока в меня не стреляют,
внимательно слушают. Уже хорошо. — Десять минут истекут, как только
услышите сигнал. Из ворот выходить с поднятыми руками, оружие
складывать аккуратно, в кучу не бросать. Нам еще с этим оружием
Украину от поляков освобождать.