Поцелуй сводил ее с ума. Ее словно несло по волнам бушующего моря. Но это море не было холодным, опасным и предательским — оно было теплым и ласковым и качало ее, то поднимая на гребень высокой волны, то позволяя соскользнуть в прозрачную бездну…
Она не заметила, как Даниэл лег на спину, а она оказалась лежащей на нем, грудь к груди, бедра к бедрам… Даже сквозь одежду она чувствовала жар и силу его возбуждения.
— Сделал это личным, — пробормотал он хриплым и тягучим от страсти голосом и рассмеялся дрожащим, странным смехом.
— Что? — нахмурившись, спросила Памела.
— Ты обвинила меня в том, что я сделал это личным. О боже, Памела, как это может быть чем-то другим? Между нами все всегда было только личным. Было и будет. О, девочка, иди же ко мне, целуй меня…
И она склонилась к нему и жадно припала к его рту, заставив его содрогнуться под ее телом. Его нетерпеливые, сильные руки блуждали по ее телу, лаская, пробуждая каждый нерв, в то время как ее пальцы скользнули по его груди и животу туда, где широкий кожаный ремень обхватывал его узкую талию.
Несколькими короткими рывками она вытащила футболку из-под его джинсов и обнажила горячий живот. Желание подобно острой боли пронзило ее, и, чувствуя, как ищущие пальцы Даниэла возятся с пуговицами ее платья, она восторженно застонала.
Наконец он расстегнул их… Она откинула назад голову и, утопая в наслаждении, отдала ему свое тело. И Даниэл немедленно воспользовался этим: нежно проведя губами по мягкой, молочной коже ее груди, он горячо впился в ее сосок.
— О, малышка, — пробормотал он, уткнувшись носом в ее грудь. — Я хочу тебя…
Малышка. Слово ворвалось в одурманенное сознание Памелы потоком ледяной воды, в один миг погасив пламя страсти. Она застыла и стеклянными глазами уставилась в пространство перед собой.
Малышка. Как она могла забыть, к чему приводит подобное легкомыслие? Как она позволила ему овладеть ее рассудком, забыв, что следует за такими безрассудными порывами страсти?
— Что случилось, Памела? — Даниэл почувствовал, что она внезапно охладела. Он приподнял голову, и пронзительно-синие глаза, затуманенные желанием, уставились на нее. — В чем дело?
— Нет! — Памела резко отпрянула от него, встала и в один миг оказалась у противоположной стены лифта.
Как она позволила себе снова стать жертвой его соблазна? Как могла забыть, что он воспламенял в ней страсть только для того, чтобы использовать ее, и мог в любой момент повернуться и уйти, если ему этого больше не хотелось? Как она могла забыть, что такая страсть привела к зачатию их ребенка, малыша, который умер, не успев увидеть свет?