– Хорошо, что я избавилась от подобного джентльмена! – сухо заметила Софи.
– Существует четверостишие о сэре Хенджисте, написанное в 1540 году, – неохотно продолжала Лалита. Слабым, дрожащим голосом она прочла:
Черные волосы, черные глаза,
Черный гнев.
Так берегись,
Коли Ротвин отомстить поклялся!
Софи засмеялась.
– Не воображай, что я испугаюсь подобного вздора!
Подъезжая к церкви, Лалита чувствовала себя ужасно.
Бренди лишь ненадолго привел ее в чувство, но теперь на нее навалилась какая-то противоестественная усталость, а окровавленная спина невыносимо болела.
Хорошо еще, что Софи не дала мачехе избить ее до потери сознания, как это уже не раз случалось раньше.
Всего лишь на прошлой неделе леди Стадли, в очередной раз разозлившись на нее, пришла в спальню Лалиты, когда девушка уже собиралась лечь спать. В тот раз она била ее, пока Лалита не свалилась без сознания на пол, где пролежала несколько часов.
В конце концов, собрав остаток сил, она доползла до кровати, но до самого утра не могла унять дрожь и уснуть.
Она ясно сознавала, что слабеет, что болезнь, которую она перенесла после Рождества, подорвала ее последние силы. Порой она молила Небеса послать ей смерть, но потом вспоминала мать и запрещала себе подобное малодушие.
Ее мать – маленькая, нежная и хрупкая – всегда восхищалась смелыми людьми.
– В жизни всем нам приходится порой совершать смелые поступки, – сказала она Лалите однажды, – но самое трудное – это то, что требует не столько физической смелости, сколько духовной. – Позволить леди Стадли убить себя представлялось Лалите трусливым бегством из невыносимого ада, в котором она оказалась после смерти отца.
Счастливые годы ее детства неизменно были наполнены светом. Хотя ее мать не обладала крепким здоровьем, хотя в доме не всегда было достаточно денег, они ни на что не променяли бы невыразимую радость их совместной жизни.
Ее отца – большого, добродушного, милого человека – любили и уважали все, кто работал и жил в его поместье.
Став старше, Лалита поняла, что именно доброта и мешает ее отцу преуспеть в жизни. Он никогда не мог заставить себя повысить арендную плату фермерам или выселить сильно задолжавшего арендатора. Поэтому семье часто не хватало денег для ремонта и обновления сельскохозяйственного инвентаря и даже для семейных нужд. Но его жена никогда не роптала.