Дгор досадливо махнул рукой и едва ли
не вырвал у Корноухого лампу.
-Не кипятись, сын гор… - Михаил с
улыбкой поднялся. – Если сдохнем, то сдохнем в движении…
-Вали отсюда, философ. Эй, чернявые,
на стреме постойте кто-нибудь…
Подхватив тарелку, Михаил отправился
дожидаться завтрака к неизменному пейзажу в абрисе окна.
Статичность утренних видов арены успокаивала. Тишина и пустота…Он
планировал насмотреться на них вдосталь - до конца прочувствовать
необходимость действовать, задавить сомнения и совершить… Что?
Глупость? Над этим он думал за завтраком, мусолил эти мысли за
обедом, анализировал действо под звон и рев схватки, следил за
кровавой росписью боя и не видел оного…
Тишина и пустота.
-Готов? – Из темноты шагнул Шарет. За
отворотом его крутки поблёскивали завитки лампы.
-Нет. Но пошли.
Подобравшись к стене, Михаил замер,
напряженно прислушиваясь к ночным шорохам и скрипам. Тьма сочилась
стонами и тяжелым дыханием. Так и не распознав непосредственной
угрозы, он осторожно двинулся вдоль стены. Лишь бы не споткнуться о
кого-нибудь бедолагу... Услышав неясный шум впереди, он
остановился.
Плеча коснулись пальцы Шарета. Михаил
обернулся и пожал плечами. Ложная тревога.
Они миновали караулку и свернули на
звук текущей воды. За спиной остался неясный гомон яроттской
гулянки. В смотровых отверстиях над выходным люком танцевали
отблески света…
-Как всегда жрут, - усмехнулся
Шарет.
-Прибыли. – Михаил опустился на
колени перед стоком. Махнул рукой, подзывая стегардца.
Поддев прутья сточной решетки, он
бережно приподнял ее, готовый к любой каверзе. Раздался легкий
скрип… Чуть звякнул металл, ложась на плитку пола. Вонь
усилилась.
-Я прикрою нас курткой, - выдохнул
Шарет. Его таки пробрало.
Под зыбкой защитой стегардской одежки
Михаил зажег лампу, эмпирическим путем подобрал яркость огня и
свесился над стоком. Потянуло на блев… Зажав тошноту в тиски воли,
он осмотрел черный поток, лениво проплывающей метром ниже. Рядом
надсадно сопел Шарет.
-Лей уже. А то невмоготу стоять…
-Фитиль не забыл?
-Ты еще пошути!
Усмехнувшись, Михаил принялся
медленно сливать в сток содержимое бурдюка. Змейка масляных
разводов послушно скользнула в сторону караулки. В свете лампы
сейбин отдавал золотом. Феерия – девяносто девятая проба в
овне.
-Пора уже, – нетерпеливо прошипел
Шарет.