– Ренат, это ко мне! – раздался голос из глубины дома, –
пропусти господина.
Старый слуга, так ничего и не выговорив, посторонился, чтобы
пропустить меня. За минуту, что я провёл на улице, мой костюм успел
начать промокать от пота. Я с облегчением ступил в прохладный
дом.
Навстречу мне вышел полноватый мужчина лет двадцати пяти.
– Здравствуйте, Матвей Михайлович, я ожидал вас, – он протянул
мне руку, – Петров Василий Галактионович.
– Рад познакомиться с вами, – я слегка наклонил голову, – жаль,
что повод у нас нерадостный.
Василий Галактионович вздохнул.
– Это точно, – произнёс он и указал рукой в дверной проём, –
прошу, пройдёмте.
Мы оказались в его кабинете, где в большом количестве на трёх
столах лежали разные бумаги, два ноутбука, куча съёмных накопителей
памяти. Очевидно, Василий Галактионович много работал с данными при
каком-нибудь ведомстве. Судя по достатку, чин у него коллежского
советника. Не меньше, но едва ли и больше. Что ж, в двадцать пять
лет это серьёзное достижение. Он жестом предложил мне сесть на
кушетку, сам же расположился на стуле напротив.
– Матвей Михайлович, – начал Петров, – заранее прошу меня
извинить за спешку: я очень занят, у меня много забот. Мне нужно
привести дела в порядок, на случай, если после поединка начнётся
судебное разбирательство и я буду отстранён от службы на какое-то
время.
– А кстати, какой у вас чин? На вашей карточке чин отчего-то не
указан, – поинтересовался я. – Как к вам обращаться? Ваше
высокоблагородие?
– Да давайте уж без чинов, Матвей Михайлович, – вяло махнул
рукой Василий Галактионович. – Если не возражаете.
Меня это удивило. Человек, который в его возрасте мог
дослужиться до чина шестого класса, в коммерческой сфере получал бы
на порядок, то есть в десять раз, больше денег, чем на
государственной службе. А в чиновники же идут служить как раз для
того, чтобы их уважали и обращались к ним строго согласно их классу
и чину. Ну и на благо Российской империи, само собой. Ради этого
блага имперская бюрократическая система ведёт строжайший отбор: в
чиновники попадают только умнейшие и упорнейшие люди. И
тщеславнейшие, конечно. А тут чиновник и вдруг желает общаться без
чинов! Это что-то новенькое.
– Что вы предлагаете? – устало и мягко спросил Петров.
– Будь моя воля, я бы предложил их помирить, – я пожал плечами,
– как вы на это смотрите?