– Меня в ту пору в опричнине еще не было. У воеводы того самого в доме и притырил. Нечистый в бок толкнул.
– Пойми, дурак, мы же охранная стая. Должны ум держать в холоде, а сердце в чистоте.
– Понимаю, понимаю… – Посоха скучающе чешет под шапкой свои чернявые волосы.
– Государь ведь слов бранных не терпит.
– Знаю.
– А знаешь – сожги книгу похабную.
– Сожгу, Комяга, вот те крест… – Он размашисто крестится, пряча книжку.
Выходят Нагул и Охлоп. Покуда дверь за ними затворяется, слышу стоны вдовы столбового.
– Хороша стервь! – Охлоп сплевывает, заламывает на затылок мурмолку.
– Не укатают ее до смерти? – спрашиваю, гася окурок о скамью.
– Не, не должны… – Широколицый улыбчивый Нагул сморкается в кем-то любовно расшитый белый платок.
Вскоре появляется Зябель. После круговухи он всегда взволнован и многословен. Зябель, как и я, с высшим образованием, университетский.
– Все-таки как славно сокрушать врагов России! – бормочет он, доставая пачку “Родины” без фильтра. – Чингисхан говорил, что самое большое удовольствие на свете – побеждать врагов, разорять их имущество, ездить на их лошадях и любить их жен. Мудрый был человек!
В пачку “Родины” лезут пальцы Нагула, Охлопа и Зябеля. Достаю свое огниво фасонное, холодного огня, даю им прикурить:
– Что-то вы все на чертово зелье подсели. Знаете, что табак навеки проклят на семи камнях святых?
– Знаем, Комяга, – усмехается Нагул, затягиваясь.
– Сатане кадите, опричники. Дьявол научил людей курить табак, дабы люди воскурения делали ему. Каждая сигарета – фимиам во славу нечистого.
– А мне один расстрига говорил: кто курит табачок, тот Христов мужичок, – возражает Охлоп.
– А у нас в полку сотник повторял всегда: “Копченое мясо дольше хранится”, – вздыхает Посоха и тоже берет сигарету.
– Дураки вы стоеросовые! Государь наш не курит, – говорю им. – Батя тоже бросил. Надо и нам чистоту легких блюсти. И уст.
Молча курят, слушая.
Дверь отворяется, вываливаются остальные с женой столбового. Выносят ее голую, бесчувственную в тулупе овчинном. Нашим бабу укатать – дело своеобычное.
– Жива?
– От этого редко помирают! – улыбается Погода. – Это ж не дыба!
Беру ее руку безвольную. Пульс есть.
– Так, бабу – родне подкинуть.
– Знамо дело.
Уносят ее. Пора и точку ставить. Поглядывают опричники на дом: богат, добром полон. Но коли усадьба