Анна-Лаура с облегчением вздохнула, когда ее наконец привели в женскую тюрьму и передали на попечение женщины лет сорока, суровой на вид, но прилично одетой. Она приветствовала новенькую кивком и отвела ее в камеру на первом этаже. Тусклый свет проникал сквозь маленькое и высоко расположенное окошко. В камере не было ничего, кроме старого соломенного тюфяка, табуретки, таза и ведра.
– Вам недолго быть в одиночестве, – заметила госпожа Анер – надзирательница. – К нам везут арестованных со вчерашнего дня. В основном это мужчины, но будут и женщины.
– Кого же арестовали?
– Людей из Тюильри, разумеется. Например, Вебера, молочного брата ко… Марии-Антуанетты. И еще офицеров и телохранителей графа Прованского.
– Но брат короля давно уехал! Ему не нужны были телохранители.
– Что я могу вам ответить? У вас, конечно, найдутся друзья среди этих людей…
– До вчерашнего дня я никогда не бывала в Тюильри. Я там почти никого не знаю.
– Но вас обвиняют в том, что вы близкая подруга…
– Королевы? Она едва меня знает, но я предана ей с тех пор, как она оказалась в беде.
– Вам ее жаль?
– Да, потому что она боится за своих детей.
– У вас тоже есть дети? Вы еще так молоды.
– У меня была дочка, но она умерла месяц назад.
– Так вот почему вы в трауре! Простите меня, если я вам показалась нескромной. У меня тоже есть дочь, и если вам что-то понадобится, – быстро добавила госпожа Анер, – дайте мне знать через Арди, тюремщика. Он славный человек и не станет вас мучить.
– Должна предупредить вас, что у меня нет денег. У меня все отобрали. Но мне ничего и не нужно.
Задумчивый взгляд надзирательницы остановился на совсем еще юной женщине, которая, казалось, отказалась от всего. Голос госпожи Анер зазвучал мягче:
– В тюрьме всегда что-нибудь нужно. Особенно женщине… Я к вам еще загляну.
Она уже собиралась выйти, но Анна-Лаура удержала ее:
– Прошу вас, сударыня, не могли бы вы мне сказать, здесь ли герцог Нивернейский?
– Нет, его здесь нет, но это не значит, что его сюда не привезут. И потом, другие тюрьмы тоже заполняются арестованными. Но вы сказали, что никого не знаете. Значит, вы обманули нас?
– Нет-нет! Это мой единственный друг, и он уже очень стар.
– Я постараюсь выяснить.
Раздалось звяканье ключей, потом заскрежетал замок, и все стихло. Анна-Лаура оказалась в полутьме, так как солнце не проникало в окно камеры, где держался сильный запах плесени. Она слышала не только звуки тюрьмы, но и шум с улицы, где ни на минуту не стихала вакханалия. Когда люди не пели эту кошмарную «Са ира!», они выкрикивали проклятия королевской семье, герцогу Брауншвейгскому и всем этим арестованным дворянчикам, которых постоянно подвозили к воротам тюрьмы. Не смолкали восторженные приветствия в адрес Дантона, Марата и Робеспьера, приведших народ к переменам и новой жизни, которая, как надеялась толпа, продлится вечно.