Школьные гомон и суета быстро вымели из сознания все шпионские
страсти. Уворачиваясь от бешено несущихся дошколят, я солидно
поднялся на второй этаж, не замечая никого из одноклассников. Они
нашлись в аудитории.
Едва я открыл дверь, как весь класс дружно встал и начал
скандировать:
- По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем!
Мне стало тепло и приятно. Лица, лица… Юные, свежие, без единой
порчинки.
- Садитесь, дети! – ухмыльнулся я.
9-й «А» весело захохотал, а Сосницкий выдал
глубокомысленное:
- Проставиться бы…
Я вынул из сумки большой кулек с «Мишкой на Севере», «Белочкой»,
«Кара-Кумом» и прочими изысками пищепрома, достать которые в
Первомайске - проблема. А в нашей школе свято соблюдали давнюю
традицию: девочка или мальчик в честь великого торжества, вроде дня
рожденья, несли в класс конфеты – по две штуки каждому. Конечно,
для старшеклассников сладости уже не имеют первичной ценности, но
даже выпускники остаются детьми.
- О-о-о! – пронесся по классу голодный стон.
- Ой, а у нас с Нового года заварка осталась… - робко сказала
Альбина. – Там, в шкафчике, где карты и глобус!
Тут Жека Зенков сорвался с места и вытащил с нижней полки
старого рассохшегося шкафа, забитого наглядными пособиями, пустую
пятилитровую банку из-под венгерских огурчиков «Globus».
Торжественно продемонстрировав ее, он, будто олимпийский факел,
поднял самодельный кипятильник, тайком собранный на уроке
труда.
- До звонка двад… девятнадцать минут, - затараторил Жека.
- Успеем! – веско сказал я, перехватывая банку.
В рекреации работали питьевые фонтанчики, поэтому набрать воды -
дело несложное. Вскоре она уже нагревалась – кипятильник из
нихромовой проволоки звучно шипел и пускал пузыри. Девчонки
деловито мыли посуду, заставляя учительский стол импровизированным
сервизом – прославленные граненые стаканы соседствовали тут со
щербатыми чашками и мятыми алюминиевыми или больничного вида
эмалированными кружками, мерным сосудом из химкабинета с носиком и
шкалой в миллилитрах, двумя маленькими баночками из-под майонеза,
колпачком с выдавленными иероглифами от давно разбитого термоса, и
даже крохотной вазочкой, в которой Циля Наумовна держала
карандаши.
Вода закипела, и Зенков щедро сыпанул заварки – чаинки плавно
опускались на дно, распуская ржавый шлейф, а опилки плавали
сверху.