Витя Сомов заведовал службой безопасности в ночном клубе «Куклабак», где Аспирин «зажигал» по вторникам и пятницам. Однажды Витя по-дружески помог разрешить весьма щекотливую ситуацию – Аспирин въехал тогда в чей-то навороченный джип. Вискас считался интеллектуалом и всех без исключения штатных вышибал заставлял читать Мураками, но Аспирин ценил его не за это: Витя Сомов был идеальным собеседником, внимательным, немного медлительным, вокруг него, будто запах, распространялись уверенность и спокойствие, а дерганному после рабочего дня Аспирину спокойствия как раз не хватало.
Вызывать профессионала для встречи с ребенком – перебор. Аспирин проявил слабость и сам это понимал; ему было неудобно перед Сомовым. С другой стороны, девчонка по своей воле уходить отказывается, значит, надо брать ее… за руки? За плечи? За горло?.. Брать и тащить, а она, конечно же, будет визжать, и этот визг услышат соседи… Через несколько лет Аспирин поднарубит серьезных бабок и купит, наконец, дом за городом, обнесет высоким забором и посадит пса… только не бультерьера. Кавказскую овчарку. Будет жить без телефона, без телевизора, только музыкальный центр и компьютер.
Он снова прислушался: в соседней комнате звучала мелодия. Неискушенному слушателю показалось бы, что девчонка по-прежнему тупо перебирает клавиши, но Аспирин услышал: рваная, неумело исполняемая, полная странного обаяния мелодия. Несколько тактов – стоп – повтор, уже увереннее. Новые несколько тактов…
Он заглянул в комнату. Девчонка стояла перед инструментом, подбирала мелодию явно на слух, но не так, как это обычно делают дети. Не молотила одним пальцем – скользила левой рукой над октавами, а правой едва касалась клавиатуры, как слепая, читающая текстом Брайля.
Медвежонок сидел на пианино между антикварными часами и фарфоровой куклой, привезенной Аспирином из Германии.
– Ага, – сказала девчонка будто сама себе. Положила обе руки на клавиатуру. Взяла левой аккорд, правой повела мелодию – у Аспирина на секунду закружилась голова. Увиделась жизнь впереди – так безмятежно и радостно, как если бы он был школьником, отпущенным на пожизненные каникулы. Он шагнул к пианино, собираясь обнять и расцеловать эту чудесную девчонку, которая пришла, чтобы научить его по-настоящему жить – без депрессии и без страха, без мелочей, без накладок, жить и слышать музыку, жить и радоваться. Он положил ей руки на плечи; в этот момент фарфоровая кукла, надежно закрепленная на подставке, вдруг шагнула вперед, потеряла равновесие и грянулась прямо на клавиши.