- А если бы он и был, мне вообще по барабану.
И вышел. И повернулся с кирпичной дорожки к ней, так и стоявшей у окна за письменным столом. Просто посмотрел и так больше ничего и не сказал. Запрыгнул в свою машину.
Мягко заурчал двигатель. Машина резко сорвалась с места. И облако пыли ещё долго оседало на дороге, напоминая о том, что он был.
- Всё, мне трындец, - пожаловалась Катя салату из тонко нарезанной капустной соломки, тыкая в него вилкой. - Мне просто охренеть, какой трындец.
Катя подпёрла лоб рукой. И покачала головой, сама не веря в то, как вляпалась. По уши, по самую макушку. Да, что там! С головой увязла в его харизме.
И начисто забыла с ним про свои дела. Даже не спросила ни куда ей обращаться с вопросами оформления дома, ни есть ли в городе риэлтерская контора. Как доехать до Острогорска - и то не узнала.
«Мэр, - хмыкнула она, набирая мамин номер. - Вот скажи, что в шесть утра на дороге меня подобрал мэр города, ведь и не поверит никто. Ещё какой мэр!»
- Алло! Ма-а-ам! Прости, если разбудила, - Катя только сейчас догадалась посмотреть на часы. - Да, семь часов разницы. Значит, у вас восемь утра. Тогда, конечно, не спишь...
Разговор с мамой как-то вернул вывихнутые этим неотразимым сердцеедом мозги на место. Катя переоделась и пошла к соседке.
И узнала то, что ей требовалось. И что не требовалось - тоже. Например, что раньше почтальонка разносила пенсию по домам, а «как Эдуард Леонидович помер, так перестала». И что «Галя с магазина» частенько к нему заглядывала, особенно по вечерам, после смены. А утром прямо от него и бежала открывать магазин.
Зачем Кате эта информация? Отцу исполнилось, на минуточку, семьдесят пять лет, когда он умер. Мама стала его пятой женой. А третьей его женой была шестнадцатилетняя школьница. И они прожили вместе пять лет. Вот в то время, в его «за сорок», его можно было осуждать. Но сейчас?
Катя оглянулась на дом, но разглядела за деревьями только белое пятно стены. Они разговаривали во дворе у соседки под непрекращающийся лай рвущегося с цепи кобеля.
- Скажите, Лидия Ивановна, - прервала Катя поток нелицеприятных высказываний о Галине. - А бумаги отца, вещи?
- А эти, писульки-то его? - поправила женщина платок. Цыкнула на пса, но, как и раньше, без какого-либо толку. - Так там они, в дому, в кладовке.