– Bonjour, madame, excusez moi, vous ne connaissez pas, où içi il y a une bibliothèque russe?[4] – старательно построила Алена изысканно-вежливую фразу (французский язык у нее отнюдь не отскакивал от зубов и был, мягко говоря, ученическим). Впрочем, ей удалось не только построить, но даже выговорить эту фразу, ни разу не споткнувшись. И все же, судя по всему, она допустила какие-то ошибки, потому что прекрасная старушенция посмотрела на нее с нескрываемым отвращением и прошипела сквозь отличные белые зубы:
– Ждэш! Пэрвый етажь! Читат можэш?
Вообще-то, подразумевается, что человек, идущий в библиотеку, как минимум, обучен грамоте, поэтому вопрос дамы был неуместен. Однако тотчас выяснилось, что это юмор у нее такой, типа, ирония: она ткнула пальцем в небольшую аккуратную карточку, прикрепленную около кнопки, автоматически открывающей дверь: «Bibliothèque russe Tourguénev», а вслед за тем исчезла.
То есть она, очень возможно, ушла, как все люди ходят, а не провалилась сквозь землю, не улетела на помеле и не проделала чего-нибудь столь же экстраординарного («Extraordinaire!» – обожают восклицать французы то и дело, по поводу и без повода). Однако Алена таких тонкостей не заметила, потому что во все глаза смотрела на карточку, которой, она могла бы поклясться, несколько мгновений назад здесь не было.
Впрочем, наша героиня и сама не слишком-то верила своим собственным клятвам. К примеру, три месяца назад она готова была поклясться, что некий молодой человек по имени Игорь, в которого она была без памяти и без рассудка влюблена, тоже любит ее. Однако он оказался к ней клинически равнодушен, и когда это открылось (самым пошлым, самым тривиальным образом!), даже не попытался вернуть былое, а принял разрыв, глазом не моргнув и бровью не поведя. А еще в ту минуту Алена готова была поклясться в том, что разрыв с возлюбленным мальчишкой (Игорь был много младше ее) переживет если нелегко и просто, то с достоинством, что обида закалит ее гордость, укрепит сердце, и все такое. Однако… однако разрыва она все-таки не пережила, увы. Так что ныне по городу Парижу ходила очень симпатичная, даже красивая, улыбчивая и приветливая оболочка, а суть ее, суть прежней Алены Дмитриевой, которая некогда сияла и сверкала счастьем и любовью, умерла. Да, умерла, но отнюдь не покоилась в мире, а непрестанно мучилась в аду воспоминаний. И никакие «припарки» местного значения, вроде неустанной и беспрестанной работы, писания новых и новых книг, даже поездок в волшебный Париж, воскреснуть ей не помогали. Если мы скажем, что существовала она отныне лишь для исполнения долга перед любимым издательством «Глобус», это не будет слишком большим преувеличением.