И вот этот блуждающий огонек потух, сирена умолкла. Точь-в-точь статуя, окутанная туманом, да и траурная одежда лишь усугубляет картину. Но почему? Элен терзалась еще больше оттого, что прежде Мария делилась с ней всем.
Все началось пятью часами ранее с приезда во дворец де Люина некоего дворянина, мсье де Фолэна, доставившего письмо из лагеря в Туре, где находился король. Гонец спешился лишь на минуту, сказав, что ответа не требуется.
Мария была в детских покоях (у нее было трое детей!), где кормилица как раз прикладывала к груди самую младшую, Марию-Анну, родившуюся в январе. Герцогиня не слишком заботилась о детях. Это было не в обычае, и в знатных семьях, особенно когда родители занимали важные посты – а Мария являлась старшей фрейлиной королевы, – считалось в порядке вещей, что дети живут отдельно от родителей, на попечении кормилиц, гувернанток и гувернеров, а также многочисленной челяди. Однако после гибели супруга, случившейся четырнадцатого декабря прошлого года на юге страны, где король вел войну, гибели, которую Людовик XIII даже не оплакивал, чувствительная к нюансам Мария поняла, что семье покойного, вероятно, не стоит больше ожидать милостей от государя. Она отказалась от неудобных и тесных покоев в Лувре, предложенных ей взамен тех, что она занимала прежде – восхитительных и близких к покоям королевы, – и укрылась в роскошном дворце, построенном ее покойным супругом на улице Сен-Тома-дю-Лувр. Что-то подсказывало ей, что смерть де Люина принесла королю больше облегчения, нежели горя. Королевское письмо застало ее в собственном доме.
Когда она читала его, ни один мускул не дрогнул на ее лице, обычно столь живом. Побледнев, она молча и с презрением бросила письмо в огонь, и Элен не посмела ни о чем спрашивать. Впрочем, герцогиня раскрыла рот лишь для того, чтобы дать несколько коротких распоряжений: немедленно отправить гонца в ее замок в Лезиньи, чтобы известить о ее приезде, подготовить дорожный сундук, ее карета с Пераном и одним лакеем должна быть готова через час. Затем она велела Элен готовиться ехать вместе с ней. Тем временем Мария написала письмо, которое приказала доставить королеве, заперлась на несколько минут в своей часовне, что весьма удивительно, ибо набожностью она не отличалась, после чего переоделась и, не потрудившись уведомить мажордома о длительности своего отсутствия, не говоря ни слова, села в карету вместе со своей камеристкой.