– Не от своего имени, монсеньор, но от имени госпожи герцогини, которая теперь нездорова и не смогла приехать лично…
Архипресвитер между тем не скрывал своего восхищения перед прекрасным приношением.
– Мы вместе возложим этот драгоценный дар к ногам Пресвятой Божьей Матери по окончании мессы, сын мой, и возблагодарим щедрую дарительницу. А сейчас, прошу вас понять, церемония должна продолжиться.
Габриэль с поклоном отступил и занял место в стороне от дворян из свиты герцога с таким расчетом, чтобы иметь возможность спокойно наблюдать за ними. Он узнал маркиза де Лианкура, который смотрел на него с неприкрытой враждебностью, но и прочие «друзья» не слишком обнадеживали: они были убежденными противниками Марии. Среди них были Жан Земе, старший сын друга Генриха IV, крупного финансиста, скончавшегося лет десять тому назад; Франсуа дю Валь, маркиз де Фонтене-Марей, просвещенный человек и храбрый воин, наконец, граф де Блэнвиль. Приближенные герцога Клода, все они были так же привержены королю, как и он сам. Нелегко будет изолировать Шевреза от этой четверки для разговора с глазу на глаз. Эти люди были способны даже на провокацию. Мальвиля это не пугало: со шпагой в руке он знал мало равных себе, и никто не мог превзойти его по внимательности и быстроте реакции. И все же он приехал сюда не ради дуэли: это было бы потерей времени.
По окончании мессы и церемонии приношений Шеврез передал в пользу храма туго набитый кошель. Габриэль же поспешил покинуть церковь, пока архипресвитер торжественно провожал высочайшего паломника, а вся свита вынуждена была за ними следовать. У паперти карету и верховых лошадей окружала сдерживаемая толпа. Увидев, что герцог направляется к своему экипажу, Габриэль поспешил преградить ему путь с глубоким поклоном:
– Мне нужно с вами поговорить, монсеньор! Соизвольте уделить мне несколько минут. Речь идет о деле чрезвычайной важности…
Реакция Лианкура была молниеносной.
– Монсеньору не о чем с вами разговаривать! – крикнул он, пытаясь встать между ними, но Габриэль вежливо удержал его:
– До сего дня монсеньору не требовался посредник, чтобы обратиться ко мне, – произнес он ласково (хотя переполняли его совсем иные чувства), отметив про себя, что в глазах герцога мелькнули огоньки, а под светлыми усами растворилась улыбка: он явно не испытывал никакого неудовольствия от встречи.