То Емелей зовётся, печку домашнюю, словно лошадь, обуздает и пытается ездить заставить, неделями ищет щук волшебных, говорящих, всю рыбу в соседних прудах распугал, рыбаки уже стонут, говорят, прибить его готовы.
То принцем прекрасным себя вообразит, ходит по деревне надменно, словно и в самом деле отпрыск царёв, слова через губу цедит, на соседей, даже тех, с кем раньше выпивал, не глядит, вышагивает медленно и чинно, нос к небу высоко задрав, а чужая одежда за ним по пыли волочится, будто потрепанная мантия царская. Часто из-за того, что под ноги не смотрит, на подол своего кафтана сам же и наступает, в канавы или лужи падает, грязью мажется, но мозгов ему это, увы, не прибавляет. Встает, отряхивается и снова принца изображать из себя начинает.
А то Иваном-дураком себя посчитает, в очередной раз пытается поймать сказочных Сивку-Бурку или Конька-горбунка. Насчёт прозвища-то спорить никто не берётся. Очень оно ему подходит, прямо в самый раз, как под него придуманное. А от перемены имени суть-то не сильно изменится. Вот стольные крестьяне и не пререкаются с ним, покорно зовут Иваном, когда ему эта блажь в очередной раз в голову стукнет, а сами втихомолку у виска пальцем крутят и лошадок своих низкорослых от греха подальше крепко в стойлах запирают. Мало ли что дурню в голову взбрести может. Ищи потом и его, и лошадей.
А однажды совсем разумом помутился: стал змей и лягушек домой таскать, царевен, видно, хотел таким образом «бесплатно» заполучить. Мать его от страха в те дни с печки не слезала сутками, боялась вниз даже на минутку спуститься, а он всё эксперименты свои над гадами проводил, пока одна гадюка, которой его ласки надоели (нервная особь попалась), его прямо в рот не ужалила. Он потом, как его от смерти спасли и яд из организма убрали, несколько дней разговаривать не мог. Соседи его поговаривали, блаженное это время было.
Достал меня этот Пашка своими постоянными глупостями и невыполнимыми желаниями, аж сил моих больше нет! Ходит ко мне чуть не каждый день, прописался прям, работать мешает, под дверью моих покоев разве что не ночует, частенько с самого утра уже «вахту несет», и всё слёзно молит при каждой встрече:
- Матушка-ведьма, ну приворожи мне принцессу, на любую согласен, даже на самую страшную, тебе же это ничего не стоит? А я, как полцарства в наследство от царя получу, сразу тебя отблагодарю!