Такое ощущение, что моя пламенная речь не произвела никакого впечатления. Айвен покачал головой и страдальчески закатил глаза.
– Нет, ну ничего не меняется! Снова драконица, снова упрямая, своевольная и язвительная! И опять на мою голову! И главное — худющая, хоть свои вкусы меняй! Этот мир меня не любит! – и посмотрел на меня так жалостливо, что я опешила. А потом в его теплых зеленых глазах блеснула стальная воля, и он подался ко мне вперед и проговорил голосом, которым можно было заморозить море, – Дракон в вас проснется в любом случае, только вы будете не готовы. И если не обуздаете свою вторую ипостась в первый оборот, то можете навсегда остаться такой, как наш Гелл. Так что? Нужна помощь?
* Клянусь (лат.)
**Все события описаны подробно в книге «Амулет»
4. Глава 3
Глава 3
Великая Дикая степь. Оазис племени Карами.
Ненавижу, когда жизнь пытается запихнуть меня в рамки, из которых не вырваться! Все свои двадцать девять лет пыталась не давать этой своевольной заразе поступать со мной, как с объектом для очередных экспериментов. Уж не знаю, кому сказать спасибо за мой характер: Дарвиновскому естественному отбору или Гумилевской пассионарности. Но упорства в том, чтобы поступить по своему, мне было ни занимать. Меня ставили перед фактом, а я выкручивалась, усердно себя намыливая, чтобы половчее выскользнуть. Порой даже вопреки здравому смыслу, на одних инстинктах и воле. И самое обидное, ослиное упрямство, что с детских лет мной двигало, далеко не всегда было оправдано. Будь я более гибкой, то массы неприятностей могла бы и избежать.
Осознавать досадно, но факт.
Здоровый прагматизм, пусть хотя бы в зачаточном состоянии, стал проявляться лишь после моего героического идиотизма, именно так пафосно можно назвать патриотическое путешествие в одну очень южную и очень горячую точку. И то просветление случилось далеко не сразу. А ещё точнее, в моей голове стали происходить некоторые сдвиги, лишь после трех суток беспрерывного врачебного подвига под нескончаемым обстрелом. Помню как падали от усталости мои коллеги, бесконечный, идущий фоном вой раненых, изуродованные тела и запах... Последний просто въелся в тело и душу и, думаю, будет преследовать меня вечно. Запах пороха, крови, медикаментов и человеческого страха. А во мне словно скрытый механизм включился, превращая в хорошо отлаженный инструмент, которым, как ни странно, руководило все тоже пресловутое упрямство. И ещё азарт. Острое нежелание отдавать этой стерве-судьбе попавшую мне в руки жизнь и неважно чью, просто я не могла позволить совокупности чужой жадности, глупости и нелепого случая оборвать это великое чудо именуемое БЫТИЕ.