Когда селение осталось позади, Жиото сказал, поглядев на толстяка:
– А ты молодец, друг Вач, смелый. Я вот тоже мертвяков не боюсь. Потому как если он мертвый – так чего его бояться. Он же не шевелится уже. Это живых опасаться надо, а мертвяк – он ходить не может, ничего тебе не сделает…
Вач что-то буркнул.
– Что, друг? – спросил Жиото.
– Может, – повторил Вач.
– Чего «может»? А, ты про… Ну, если его некромаг какой поднимет – тогда конечно. Но все одно. Мы с тобой, Вач, не боимся их, правда? Я думаю, мы с тобой всякие дела могли бы делать. Ты такой крепкий мужик, ловкий – молодец. Уважаю. Вот вагант – он хлипкий. – Жиото вновь покосился на спутника. Вач глядел перед собой и молчал. «Он вообще понимает, о чем я говорю?» – усомнился Дук и решил действовать смелее.
– Вагант этот – трус изрядный, сразу ясно. И подлец, думаю. Вот ты его с госпожой наедине оставил, а зря. Я тебе вот что скажу: ты бы его вообще прогнал. От него только неприятности. Госпожу мы с тобой и вместе защитить сможем, а вагант этот…
Вач остановился.
– Ага. Ты меня понял, – сказал Жиото, тоже останавливаясь и поворачиваясь к нему. Кабан вдруг толкнул Дука кулаком в грудь. По его понятиям это, может, был и несильный удар, но Дук, семеня ногами, попятился, потерял равновесие и упал на спину, высоко подняв руки и стараясь не выпустить чугунок. Тот все же качнулся, холодная похлебка выплеснулась Дуку на лицо.
– Друг, да чего ты? – закричал Жиото, садясь, и увидел спину уходящего Вача. – Эй, да я ж пошутил! – Он встал и, ощущая, что в груди екает, а ребра побаливают, устремился следом. – Я же тебя испытывал, как ты своего друга любишь, верность твою! Да я за нашего ваганта готов жизнь отдать, честно!
Лара, съев лишь немного хлеба и запив глотком вина из бутыли, ушла к деду. Он есть отказался – тихо мычал, сжав губы, когда внучка пыталась сунуть в рот кусочки разрезанной рыбы или накормить с ложки похлебкой, разогретой на костре. Дук отдал ей чернила с пером и пергаментом, и пока мужчины, сидя у костра, хлебали похлебку, она, перевернув деда на бок, положила его голову себе на колени, а перед лицом старика расстелила пергамент. Лара сама макала перо в чернильницу и вставляла его в дрожащие пальцы.
– Что там в селении? – спросил Бреси.
– Всех передушили, – ответил Дук. – Я такого не видал раньше. Если б разбойники на них какие напали – тогда ясно. А тут… Что-то происходит в этих горах непонятное. Госпожа! – повысил он голос. – Мы до замка засветло дойдем?