«Дело идёт к развязке», – подумал папаша Табаре, в котором проснулся сотрудник Жевроля. Вслух же он произнёс:
– Все это весьма серьёзно, дорогой Ноэль, чрезвычайно серьёзно. Приходится допустить, что госпоже Жерди присущи дерзость и предприимчивость, какие редко бывают свойственны женской натуре. Поэтому у меня возникает предположение, что ей кто-то советовал, помогал, кто-то её, быть может, склонял на это. Кто её соучастники? Ведь не могла же она действовать в одиночку! Возможно, её муж…
– Её муж! – прервал адвокат с горьким смешком. – Вы тоже попались на удочку со вдовством. Никакого мужа никогда не было, блаженной памяти господина Жерди не существовало в природе. Я незаконнорождённый, дорогой господин Табаре: Ноэль, сын девицы Жерди и неизвестного отца.
– Господи! – воскликнул старик. – Так, значит, поэтому четыре года назад расстроился ваш брак с мадемуазель Левернуа?
– Да, мой друг, именно поэтому. Как я страдал, что не могу жениться на девушке, которую любил! Однако тогда я не досадовал на ту, что называла себя моей матерью. Она плакала, винилась, сокрушалась, а я, простодушный, утешал её, как мог, осушал ей слезы, оправдывал её в её собственных глазах. Нет, мужа у неё не было… Разве у таких женщин, как она, бывают мужья? Она была любовницей моего отца; пресытившись, он её бросил, швырнув триста тысяч франков – плату за доставленные ему удовольствия.
Ноэль, наверное, ещё долго продолжал бы свои неистовые обличения, не останови его папаша Табаре. Старик чувствовал: история эта точь-в-точь похожа на ту, что он сам недавно вообразил, и, весь во власти суетного нетерпения, жаждал узнать, правильно ли он угадал, а между тем прежде всего надо было подумать о несчастном Ноэле.
– Дитя моё, – сказал он, – не будем отдаляться от предмета нашего разговора. Вы спрашивали у меня, что делать. Быть может, я единственный, кто способен дать вам действительно добрый совет. Ближе к делу. Как вы узнали об этом? Есть ли у вас доказательства и где они?
Решительный тон старика должен был бы насторожить Ноэля, но тот не обратил на это никакого внимания. Времени остановиться и поразмыслить у него не было. Он поспешил ответить:
– Я знаю об этом уже три недели. Открытие это я сделал случайно. У меня есть серьёзные косвенные улики, но косвенные улики ничего не решают. Одно слово вдовы Леруж, одно только её слово сделало бы их неопровержимыми. Её убили, и она не сможет повторить это слово, но мне она его сказала. Я знаю, теперь госпожа Жерди будет все отрицать, даже стоя на эшафоте. Отец, разумеется, будет свидетельствовать против меня… Я уверен в своей правоте, у меня есть доказательства, однако это преступление обесценивает мою уверенность и разбивает во прах все мои доказательства.