В эту-то дверь адвокат и вышел на сей раз, отворив и затворив её с величайшей осторожностью.
Оказавшись на улице, он несколько мгновений постоял, как бы решая, куда направиться. Затем медленно двинулся в сторону вокзала Сен-Лазар и тут увидел свободный фиакр. Ноэль сделал извозчику знак, и тот, придержав лошадь, подогнал экипаж к тротуару.
– На улицу Фобур-Монмартр, угол Провансальской, – приказал адвокат, влезая, – да поживей!
Добравшись до места, он вылез и расплатился с извозчиком. Когда тот отъехал достаточно далеко, Ноэль пошёл по Провансальской улице и, пройдя шагов сто, позвонил в один из самых красивых домов.
Дверь тотчас же отворилась.
Когда Ноэль проходил мимо каморки привратника, тот поздоровался с гостем почтительно, покровительственно и дружелюбно в одно и то же время; так парижские привратники здороваются лишь с теми жильцами, которые им по душе, людьми великодушными и щедрыми.
Поднявшись на третий этаж, адвокат остановился, достал из кармана ключ и вошёл, словно к себе домой, в среднюю квартиру.
Хотя ключ в замке повернулся почти беззвучно, этого оказалось достаточно, чтобы навстречу Ноэлю выбежала горничная: довольно молодая, довольно хорошенькая, с дерзким взглядом.
– Ах, это вы, сударь! – воскликнула она.
Восклицание было как раз той громкости, какая необходима, чтобы его услышали в глубине квартиры и восприняли как предупреждение. С таким же успехом горничная могла просто крикнуть: «Берегись!» Ноэль, казалось, не обратил на это внимания.
– Хозяйка дома? – спросил он.
– Да, сударь, и очень на вас сердита. Сегодня утром она хотела послать за вами, а недавно собиралась сама к вам поехать. Насилу я отговорила её не нарушать ваши указания.
– Это хорошо, – сказал адвокат.
– Хозяйка в курительной, – продолжала горничная. – Я готовлю ей чай. Может, вы тоже выпьете?
– Да, – ответил Ноэль. – Посветите мне, Шарлотта.
Он прошёл через великолепную столовую, сверкающую позолотой гостиную в стиле Людовика XIV и оказался в курительной.
В этой просторной комнате был очень высокий потолок. Казалось, она находится за тысячи миль от Парижа, во владениях какого-нибудь богатого подданного Поднебесной империи. Мебель, ковры, картины, обои – все здесь было явно привезено прямо из Гонконга или Шанхая.
Стены и двери были задрапированы расписным шёлком. На сценках, изображённых киноварью, перед зрителями проходила вся Срединная империя: пузатые мандарины среди фонариков, одурманенные опиумом учёные, спящие под зонтами, девушки, стыдливо опустившие взгляд на свои туго перебинтованные ноги.