Шофер и Орезов осторожно укладывали окоченевшее тело в задний зарешеченный отсек машины. Ноги не пролезали в дверцу, и Орезов заорал на шофера, пытавшегося силой затолкать их в узкий проем:
– Угомонись, дубина! Это наш товарищ, а не саксаул…
Шофер смущенно пожал плечами:
– Я ведь как лучше… А он все равно ничего уже не чует…
– Много ты знаешь, чует он или не чует, – зло бросил через плечо Орезов.
Он бережно взял сизую распухшую ступню Пухова и осторожно засунул его ногу в машину и захлопнул дверцу с затворным стуком.
К Type, Анне и Орезову подошел невесть откуда взявшийся малюсенький человечек с усами, просительно сказал:
– Скажи, Хаджинур, начальникам – пусть я с Сережкой поеду… Я – маленький, места не занимаю, а ему одному, в ящике, не страшно будет… Все-таки не один там будет… – На лице его плавала странная гримаса.
Орезов отодвинул его рукой от машины:
– Отойди, Бокасса, не путайся под ногами! Сказали ведь тебе, умер Пухов, не страшно ему больше… И один он теперь навсегда…
Карлик со своей страдальчески-веселой улыбкой тихо нудил:
– Не говори так, Хаджинур, дорогой… Сережка любил меня, друзья мы…
– Отстань, Бокасса, не до тебя, – отмахнулся от него и Кадыров.
– А кто такой Бокасса? – спросил Тура у Орезова.
Орезов ответил:
– Блаженный… Тихий услужливый придурок… Фирутдин… Люди подкармливают помаленьку, а он по всему побережью кочует…
Пришел Бураков, помахивая папкой с документами. Тура пропустил его первым в «рафик». Бураков влезал, сопя и кряхтя.
– Эх, елки-палки, грехи наши в рай не пускают, – сказал он, отдуваясь.
Кадыров зло засмеялся:
– Была б моя воля, я бы из милиции всех пузанов вышиб.
Бураков усмехнулся:
– Эх, джигит удалой, все-таки маловато у тебя власти! Тебе бы еще судебную и обязательно право наказывать самому – вот тут ты бы себя показал! Было бы на что полюбоваться…
– Не сомневайся! Порядок был бы!.. Поэтому не тебя, а меня они и хотели сжечь! Кстати, я думаю, – Кадыров взглянул на часы, – Кулиеву сейчас как раз и выносят приговор…
Народ в зале суда стоял. Огромное помещение было полно людей.
– Именем… Советской Социалистической Республики… – провозгласил председательствующий.
Людям в зале было плохо слышно.
– Тише! Тише! – раздавалось вокруг.
Подсудимый, остриженный наголо, со впавшими глазами, был мало похож на черноволосого, с пышной прической парня, каким был в день ареста.