В два тридцать позвонил полковник Назраткулов:
– Генерал ждет у себя. Слышишь меня?
– Да. Сейчас буду.
Кабинет начальника управления был огромен – теннисный корт на щитовом наборном паркете с панелями из анатолийского ореха. Громадная люстра отсвечивала в полировке приставного стола, как электрическая клумба.
Эргашев был не один, у края стола лицом к двери стоял Назраткулов.
Генерал собирался уходить, он перекладывал из ящика стола в «дипломат» какие-то папки. Назраткулов стоял у него за спиной, справа, и похож был сейчас на ловчего сокола-сапсана, присевшего на локоть охотника, – настороженно-боевой, беспокойно крутивший головой под кожаным колпачком, готовый в любой миг, как только хозяин сорвет колпачок, мчаться за добычей, когтить ее, рвать в клочья, бить наповал стальным клювом.
Наконец Эргашев захлопнул «дипломат», щелкнул замком, откинулся в кресле и глазами показал Type на место против себя.
– Ты не обижайся, Тура Халматович, – заговорил Назраткулов доверительно – незаметным жестом, видно, подкинул генерал своего сапсана. – Погиб твой заместитель. Молодой человек, молодой способный работник. Погиб при непонятных обстоятельствах – во время работы он оказался не на службе, а в другом конце области. В кафе с подачей спиртного. Если бы контроль за деятельностью аппарата был у нас в управлении на более высоком уровне, этого бы, возможно, не случилось. Но генерал и я – мы доверяем, надеемся на вас, на руководящее звено… – Назраткулов глубоко вздохнул – он набирал воздуха на большую обвинительную речь. – Мы не знаем пока ни причин, по которым Пак там оказался, ни отношений между ним и стрелявшим. Однако просто так, без причин, в сотрудников милиции у нас не стреляют! Согласен? Кроме того, погиб посторонний человек, оказавшийся с ним за одним столом. Сам факт – убийство сотрудника органов внутренних дел – дискредитирует нас. Дает понять, что на сотрудника милиции можно поднять руку! Убить безнаказанно!
– Говорить о безнаказанности убийцы пока ра-но, – заметил Тура.
– Подожди, не оправдывайся! – остановил его Назраткулов и воздел палец: – Мы понимаем, что тебе горько и обидно, но есть правота историческая и правота абсолютная…
Тура откровенно зло усмехнулся – генерал, любивший всегда изъясняться коротко и ясно, выбрал себе в заместители настоящего оратора.