– Мы мразь! Мы черви! Мы пыль у ног Всевышнего! Кто дал нам жизнь?
– Он, Всевышний! – заорали шеренги.
– Кто дал нам хлеб?
– Он, Всевышний!
– Кто дал нам благодать?
– Он, Всевышний!
– Хвала ему! Хвала Всевышнему!
Внезапно проповедник умолк, резко перегнувшись назад и заломив руки, затем стремительно распрямился и, сделав серию плавных балетных прыжков, остановился возле какого-то жалкого плюгавого человечишки. Все уже молчали, лишь один этот несчастный, на котором сразу скрестились лучи прожекторов, продолжал кричать, выпучив глаза и напрягая шейные жилы: «Хвала! Хвала!»
– Замолчи! – зловещим шепотом приказал ему проповедник. – Твои слова лживы! Твоя душа грязна! Ты не любишь Всевышнего!
– Простите, святой отец! Я ни в чем не виноват! Простите! – человечек упал на колени. Стоявшие рядом с ним медленно расступились, словно остерегаясь заразы.
– Всевышний милостив! Он простит тебя! – в голосе проповедника слышались неподдельные боль и сострадание. – Покайся, несчастный!
Всего на мгновение проповедник припал к рыдавшему человечку, обвил его длинными тонкими руками и тут же отпрянул. Хромой, через плечо наблюдавший за этой сценой, отвел глаза и утер с лица пот. К чужой смерти он уже почти привык, а вот с собственным страхом справиться не мог.
Когда наступило время завтрака, Компаунд еще грохотал и сотрясался, но наклон палуб заметно уменьшился. Возле дверей столовой, как всегда, началась давка. Первая смена еще не закончила трапезу, а вторая уже орала, улюлюкала и стучала ногами в коридоре. Дежурные быстро доложили об этом на Центральный распределительный пост, и подача кислорода в герметично закупоренный коридор сразу прекратилась. Все моментально успокоились, лишь ругались сиплыми голосами да, как рыбы, хватали ртом воздух.
Конец ознакомительного фрагмента.