Перед отбоем курили на лестничной площадке. Это было приятное время, когда день уже закончен и еще остаются свободные полчаса.
После вручения дивизиону флага миноносца Сомину хотелось услышать подробный рассказ о гибели корабля.
– А что рассказывать? – Снайперски точным щелчком Косотруб послал окурок в урну, стоявшую на другой стороне площадки. – Задание выполнили, отбивались, пока могли. Потом… словом, потопили наш корабль.
– Но ты-то как спасся и другие?
– Сам не понимаю! Когда от взрыва лидер переломился, я был на кормовой надстройке. Видел, как упал командир. Бодров тут же надел на него пробковый пояс. А лейтенант Николаев все еще стрелял из зенитного автомата. Тут снова все загудело кругом. Очнулся уже в воде, и мерещится мне вдали шлюпка. Знаю, что мерещится, а плыву. Доплыл все-таки, вцепился в планширь, как черт в грешную душу. Эту шлюпку Бодров заметил. Если б не он – погиб бы капитан-лейтенант. Как закон! И флаг тоже Бодров спас.
– Ну, и дальше?
– Что дальше? Дальше, говорят, уши не пускают! – внезапно рассердился Валерка, но тут же снова успокоился и добавил обычным своим тоном, не то в шутку, не то всерьез: – Вот жаль, гитара моя пропала!
Ваня Гришин расхохотался:
– Вот досада – гитара!
Шацкий, мрачный и неразговорчивый после злополучного выстрела, стоял в стороне и слушал. Его допросили в особом отделе, а потом, по решению Арсеньева, послали наводчиком на ту же боевую машину, где он раньше был командиром.
– Так, значит, об одной гитаре жалеешь? – спросил Шацкий, гася окурок.
Сомин вступился за Косотруба:
– Ни черта ты, Саша, не понимаешь! Души у тебя нет. Тут такой подвиг, что даже говорить о нем трудно…
Лицо Шацкого перекосилось.
– Ну и молчи, если тебе трудно, а мы – морские люди – меж собой договоримся. Пехота ты задрипанная!
Сомин вспылил:
– Сам заткнись! Думаешь, если моряк, то уже герой. Видели твое геройство…
Удар под челюсть отбросил Сомина к стене. Он упал, но тут же вскочил и, не помня себя, кинулся на Шацкого. Валерка Косотруб никак не ожидал от Сомина такой прыти. «Убьет его Шацкий!» – подумал он и бросился под ноги матросу с криком:
– Тикай, Володька!
Но Сомин не собирался убегать. Он рвался из рук Белкина и Гришина, а Шацкий в ярости молотил кулаками куда попало. Валерка вертелся вокруг него ужом, осторожный Лавриненко, отойдя в сторонку, наслаждался зрелищем. Он один видел, как в конце коридора показался лейтенант Земсков с повязкой дежурного по части на рукаве.