кого-то обозначать, я
чувствовал это. Так, бывает, пытаешься вспомнить чье-то имя, оно вертится у тебя на языке, но поймать его никак не удается.
У меня ушло полдня, прежде чем я вспомнил, что два или три месяца назад распрощался с уехавшей в Италию девушкой, которая мне очень нравилась. Замечательно милая была девушка, я говорил себе, что, когда она вернется, нужно будет обязательно снова увидеться с ней. Не знаю, носила ли она серое, однако едва я подумал о ней, как мне стало совершенно ясно: серый шарик – это она.
Я пошел к моему другу Дойчу и сказал ему, что, похоже, он прав – в снах есть что анализировать. Однако, услышав о моем интересном сне, он сказал: «Ну, тут все слишком ясно, просто по полочкам разложено. Как правило, анализа требуется куда больше».
Ведущий химик-исследователь корпорации «Метапласт»
Окончив МТИ, я стал искать работу на лето. Подал два или три заявления в «Белл лэбораториз», несколько раз навестил их. Билл Шокли, с которым я был знаком по лаборатории МТИ, всякий раз проводил меня по помещениям компании, мне там очень понравилось, однако работы я не получил.
У меня имелись письма от моих профессоров, адресованные двум компаниям. Одно – компании «Бош и Ломб»: я, мол, смогу вычерчивать для них ход лучей в линзах; другое – нью-йоркской компании «Электрикал тестинг лабз». В то время никто толком не понимал, что такое физик, рабочих мест для физиков в промышленности не было. Инженеры – это да, но физики – никто не представлял, какой от них может быть прок. Интересно, что очень скоро – после войны – все стало в точности наоборот: всем потребовались физики. Так что дело, которым я занимался, – поиски работы физика в конце Депрессии – было безнадежным.
И тут я повстречался на пляже моего родного города Фар-Рокавей со старым другом, мы с ним вместе росли. Когда нам было по одиннадцать-двенадцать лет, мы вместе ходили в школу, вообще были близкими друзьями. Нас обоих интересовала наука. У него была своя «лаборатория», как и у меня. Мы с ним часто играли и обсуждали всякие вещи.
Мы устраивали для детей нашего квартала магические представления – вся магия была химическая. У друга было хорошее чутье на эффекты, да и мне это занятие нравилось. Фокусы мы показывали на небольшом столике, по двум краям которого у нас пылали бунзеновские горелки. Мы укладывали на горелки стеклышки от часов (плоские стеклянные диски) с нанесенным на них йодом и получали прекрасные фиолетовые пары, поднимавшиеся, пока шли фокусы, столбами. Великолепно! Фокусов мы показывали много, к примеру, превращение «вина» в воду, другие химические изменения цвета. А для финала у нас был припасен трюк, основанный на сделанном нами открытии. Я тайком опускал руки сначала в воду, потом в бензин. А после «случайно» проводил рукой над одной из бунзеновских горелок, и рука вспыхивала. Я хлопал в ладоши – вспыхивала и вторая. (Больно мне не было, поскольку бензин сгорает быстро и вода остается холодной.) Я начинал размахивать руками, метаться из стороны в сторону и вопить: «ГОРИМ! ГОРИМ!» – зрители наши жутко пугались, выскакивали из комнаты, чем представление и завершалось!