Они ехали во втором автомобиле, вместе с майором Свитом, который спал. Остальные четверо успели сесть к Джованни. Леди Брейсли, под предлогом, что в машине ее укачивает, заняла место на переднем сиденье.
Ужасающая вечерняя неразбериха римского уличного движения накатывала, скрежетала тормозами и гудела клаксонами на всех улицах. Водители орали друг на друга, бросая руль, воздевая обе руки в саркастической молитве при виде чудовищных преступлений, совершаемых другими водителями. Пешеходы бросались в этот водоворот, величественно жестикулируя в сторону надвигающегося транспорта. За столиками на тротуарах римляне читали вечерние газеты, ухаживали за женщинами, шумно спорили или, сложив на груди руки, с важной отстраненностью глазели в никуда. Майор Свит качался то в одну, то в другую сторону с открытым ртом и изредка всхрапывал. Раз он очнулся и изрек, что здесь не помешал бы лондонский полицейский.
– Он не продержался бы и трех минут, – сказал Грант.
– Чушь, – не согласился майор и опять отключился. Проснулся он, когда машина внезапно затормозила, и добавил: – Я дико извиняюсь, не понимаю, что на меня нашло. – И в ту же секунду снова захрапел.
Грант с удивлением узнал, что Софи тоже остановилась в пансионе «Галлико», куда сам переехал лишь накануне. Он предложил выпить вместе в «Трех ступеньках» на площади Навона.
– Они могут заехать за нами туда, – сказал он.
– Прекрасная мысль. Спасибо.
– Тогда в половине девятого?
Ему удалось ясно донести это до водителя.
Майора высадили у его гостиницы, а Софи и Гранта – у «Галлико».
В номере Гранта было жарко, как в духовке. Он принял душ, полежал часок в чем мать родила и в состоянии чрезвычайного смятения, а затем оделся. Уже готовый к выходу, он сел на кровать, обхватив голову руками. Если бы только, думал он, это могло быть решающим моментом. Если бы все это можно было остановить – сейчас. И тут же всплыла неизбежная цитата: «Если б можно было все оставить здесь, но здесь – на этом берегу и отмели времен…»
Он подумал о Софи Джейсон – вот она сидит на Палатинском холме, вечерний ветерок приподнял ее челку, а на ее лице выражение радостного изумления. Редкая девушка, тихая девушка, которая не говорила никаких глупостей, подумал он, а потом спросил себя, подходит ли ей в итоге определение «тихая». Грант встал у окна и, облокотившись на подоконник, разглядывал фасады, крыши и далекие купола.