VII
Сколько прошло времени, Миха мог определить весьма приблизительно, да и то, казалось, что оно замедлилось, словно кто-то руками держал на часах стрелки. После того, как прошли видения и кончился неожиданный морок, он просто сидел на кровати, ожидая, пока навалится сон. Но время текло карамелью, рана продолжала пульсировать, а дремота все не приходила.
Где-то в канализации шуршали крысы, за стеной стонали или негромко переговаривались такие же, как и он, пленники. Миха лег, ворочаясь на жестком лежаке, и принялся считать овец. Не помогло. Не помогла так же выключенная лампа, погружение в медитативное состояние и ритмичное успокаивающее дыхание. Кузнец ворочался, мерил шагами камеру, досконально изучил механизм дверных петель, устройство лежака, схему сборки стула и стола, систему электропроводки, но усталость не приходила.
Тогда он просто думал, пытаясь до упора загрузить и утомить работой мозг. Думал о странных людях, в дом к которым так неожиданно попал рабом. Вроде русские, но ведут себя, как чужаки. Говорят чисто, на Миссионеров даже черты похожей нет, но словно из другого мира. Были, конечно, в лесах Сибирских и язычники и староверцы, которых после Войны как развернуло в мистико-военное русло, так там по сей день и держало, но чтоб подобное… Взявшие его в плен люди были просты, предельно открыты и до безобразия честны со всем попадающимся на пути в мире силы и жестокости, в который Россия превратилась в двадцать втором веке. Сильные и серьезные, умеющие легко пустить кровь любому, они, в отличие от тех же рейнджеров или сталкеров, одновременно были похожи на хулиганящих детей, случайно наделенных властью. Подобное соседство некой наивности восприятия окружающего с бесчеловечностью ко всему, что лежало за стенами их борга, приводило подземника в замешательство.
Викинги были совершенно непохожи ни на одно из многочисленных формирований сибирских, или даже российских земель, будь то хоть анклавы Светящихся, берлоги отродьев, передвижные лагеря бродяжников, вольницу или систему Убежищ. И это не говоря уже про колхозы или уцелевшие Города, вроде Новосибирска. Может, только на военизированные братства Миссионеров, но только там все более по-армейски, что ли…
Было очевидно одно – сформировалось северное поселение много лет назад и, пожалуй возможно, еще даже до Четвертой войны. Здесь издавна всему было определено свое место и отлажено в гармоничный механизм. Одного взгляда на хирд конунга хватало, чтобы понять, что существует определенная и жесткая система, подчиняться которой обязан каждый из них. Иерархия, почтение и скрытая основа. Если в зале с правителем пировало двадцать таких убийц, то сколько еще должно быть оставлено на стенах и дозорах? Свод собственных законов, направление единой мысли всех этих северян, словно стремление к некой объединяющей цели. Шутки, остроты и насмешки, которыми они, опять же подобно детям, тешились друг над другом – даже все это имело свои незримые и неизвестные постороннему взгляду границы, переступать которые не собирался никто. В то же время животная жестокость и способность без раздумий поступить согласно своим, подчас пугающим правилам и законам, попадая в чужой мир за стенами, напоминала… Зверей. Ульвборг – Волчья Нора.