Через двадцать четыре минуты они подъехали к Казанскому собору и встали в узкой полосе тени, отбрасываемой памятником фельдмаршалу Барклаю де Толли.
– Дружище Геннадий, вы не обидитесь, если я завяжу вам глаза вот этим чистым носовым платком? – спросил Четверкин.
– Пожалуйста, пожалуйста, дружище Юрий Игнатьевич, – сказал Гена, подставляя свои закрытые глаза под носовой платок с вензелями Санкт-Петербургского яхт-клуба.
Он произнес это небрежно, легко: «Вам нужны, мол, мои глаза? Пожалуйста!» – но на самом-то деле сердце пионера стучало, как африканский тамтам в период разлива Замбези. Что будет? Какой сюрприз приготовил Четверкин? В том, что авиатор слегка лукавит, не было никакого сомнения.
Когда Гена открыл глаза, а это произошло спустя не более трех минут после закрытия оных, перед ним горели на солнце золотые крылья четырех мраморных львов!
– Ыре ьва олоты рылья! – вскричал потрясенный догадкой мальчик.
– Четыре льва с золотыми крыльями! – торжествующе сказал старик. – Вы на набережной Екатерининского канала, дружище Геннадий!
– Но как же вы пришли к такому блестящему умозаключению, Юрий Игнатьевич? – справившись с первым волнением, спросил Гена.
– Сначала было непросто, – скромно ответил Четверкин. – Полночи мысль плутала по лабиринтам чистого разума, дружище юный друг, но потом я вспомнил один дом, где когда-то, лет тридцать пять или сорок назад, я видел сундучок, в котором что-то стучит.
– Где же этот дом, Юрий Игнатьевич? – осторожно, как бы боясь спугнуть своим дыханием ультрамариновую бабочку тайны, спросил Гена.
– Вот он, – просто сказал авиатор и махнул своей дряхлой перчаткой «шевро» в сторону серого невыразительного дома, который стоял от Львиного мостика в десяти шагах.
в которой автор пытается прервать повествование, но ему советуют запастись терпением и в которой звенит радиальная пружина «зан-тар»
– Простите, дружище Гена, – вмешался тут я, воспользовавшись весьма выразительной паузой в рассказе. – В момент нашей встречи, обращаясь ко мне, вы обронили многозначительную фразу: «Боюсь, однако, что…». Какое значение вы вкладывали в эти слова?
– Дружище Василий Павлович, – сказал Гена, – не в моих привычках одергивать взрослых солидных людей, но позвольте мне попросить вас запастись немного терпением.