- О богиня! Как дивно смотрятся твои волосы при этом освещении!
– при этом старался подставить для обозрения пострадавшую часть
своего лица. - А твоя кожа кажется нежней и мягче, чем крылышки
ночного мотылька!
Прокол! Глаза красавицы сразу же сузились в подозрении:
- Кто такой мотылёк?
Ну да, откуда у них тут мотыльки, если они на поверхности не
бывают!
- Я специально для тебя его нарисуют и подарю. Это такая
прекрасная бабочка с разноцветными крылышками…
- Кто такая бабочка?
- М-да…
- Ты так странно говоришь…
Второй прокол! Не с моим говором пытаться в точности повторить
местный многопрофильный акцент. Но останавливаться тоже нельзя:
- Прекрасней тебя нет во всём мире! О, Ксана! Ответь мне:
придёшь ли ты ещё хоть раз ко мне перед моей смертью?
- Ещё чего! Обойдёшься! – и грациозно развернувшись, стала
уходить. Но видимо вспомнила, как собиралась меня, и унизить, и
обозвать, и что-то выспросить, потому почти замерла на месте. Мне
этого и даром было не надо, поэтому я опять взвыл голосом давно не
целованного Отелло:
- Ты услышала мои мольбы?! Возвращаешься?!
После подобных вопросов вернуться и продолжить со мной прения,
показалось даже такой фифе невероятно зазорным делом. Так она и
скрылась с моих глаз, ублажая их невероятной грацией своего
соблазнительного тела… Но не ушла из моих мыслей. Уж я-то точно
знал: ей и обед придётся доставить, и от работы натурщицы скорей
всего не отвертеться. Да и как любой, здоровый мужчина не мог
отказать себе в неких фантазиях фривольного толка.
Но расслабляться и уходить в мечты не позволяла окружающая
обстановка: какая-никакая, а тюрьма. И если я хочу здесь
«отсидеться» спокойно недельку, а то и другую, то следует
немедленно приступать к выполнению данного мне поставным задания.
Вернее наложенного на меня наказания.
Вначале решил начать с рисунков. То есть сделать рисованный
портрет себя нынешнего, и зеркало для этого мне казалось одним из
обязательных условий. Расставил удобно мольберт, прикрепил лист
самый большой лист ватмана, ну а на второй установил зеркало.
Кстати и все остальные предметы для работы живописца тоже
отличались невероятным качеством и удобством, а бумага так вообще
показалась изумительной.
Короткая настройка, с окончательной выборкой света от ламп, и я
приступил к рисованию собственного портрета. И что самое
интересное: в зеркало пришлось взглянуть раз десять, не более.
Обряд гипны мне и в этом деле давал неограниченные возможности. В
сознании у меня словно сам по себе формировался весь образ
предстоящего рисунка во всех его мельчайших подробностях и
многочисленных нюансах, а потом наступал творческий всплеск и я
становился неким подобием человека, о котором говорят увлечённый.
Почётно – одержимый. Хотя бывает и так: бесноватый.