И это он сказал таким тоном, что я сразу невзлюбил это
«принудительное войско» всеми фибрами души и чуть ли не до обморока
испугался неведомого «Дна». Но отвечать на такое что-то следовало,
поэтому я только в ужасе и прошептал:
- Не может быть!
- Ха! Ещё как может! Только и удалось вымолить ребятам отправку
не на год, а всего на пять лутеней. Но и за такое время там редко
кто выживает. А если честно, то срок не имеет значения, всё равно
оттуда не забирают…
- О-о-о! – сказать что умней, мне в голову не приходило.
- Вот тебе и «О!» Нашёл кого жалеть… Тьфу! – альбинос
прислушался: - Ха! И сейчас вона как изгаляется! Старается,
сволочь! А зря… Ничего у неё не получится. Ух, страсти сколько!..
Притворщица, подлей которой свет не видывал! Видимо вернулись ей
все проклятия обиженных да пострадавших! Сергий мне уже успел
признаться, что в последние рудни сам её еле выдерживал…
Он ещё успел поведать мне кучу подробностей о подлом и склочном
поведении бывшей секретарши, а я сочувственно кивал, вспоминая
народную мудрость: «От тюрьмы и сумы не зарекайся!» Всего несколько
часов назад эта фифа унижала окружающих, а сейчас вот сама
находится на дне социальной лестницы. Хотя больше всего меня сейчас
волновал вопрос: Что такое Дно? И почему там принудительные вояки
гибнут с такой невероятной скоростью? Ну а раз есть
«принудительные», то чем от них отличаются добровольные воины?
Скорей всего служба там и почётна и не настолько опасна… Ведь не
даром меня уже спрашивали, не желаю ли я пополнить их доблестные
ряды. Или это всё-таки гладиаторы?
«Вот напасть! И выспросить толком не у кого. Про город я узнал
много, а вот про всё остальное – мизер информации! И ещё
неизвестно, останется ли моя нынешняя модель для дальнейшей работы
в камере? Да и сможет ли после таких действий реагировать должным
образом на мои вопросы?..»
Тут и крики окончились. В смысле – страстные. Зато чуть позже
послышался мужской вопль: «Борей!» Понятное дело, что мы со
старшиной не заставили себя долго ждать. Ксана лежала на кровати к
нам спиной, частично прикрытая покрывалом, порозовевшая и с
учащённым дыханием. Тогда как поставной снимал недорисованную
картину с мольберта с хвалебными словами:
- Она у тебя даже лучше получилась, чем в жизни. Последний раз
убедился.
Как он меня не пугал своим ростом и яростью, но я осмелился
возразить: