Это было странно – слышать такой её тон. Казалось, что они уже
преодолели этот барьер и даже научились вполне по-человечески
общаться. И вот снова – резкость, грубость, желание нахамить и
надавить на что-то, на какое-нибудь больное место. Рыжую бросало из
стороны в сторону, словно её эмоции представляли из себя
американские горки и она сама уже не знала, чего ждать от себя на
следующем вираже. И Мише это было тем более неизвестно. Но его
подстёгивало любопытство, профессиональное стремление разгадывать
загадки и какое-то не до конца осознанное желание.
Меж тем, помада не поддалась, когда Маша попробовала забрать её,
и Павлов с легкостью прочитал раздражение в глазах девушки.
Неожиданно поверх её тонкой руки опустилась теплая ладонь. И у нее
внутри снова что-то затрепетало, будто стая бабочек махнула своими
крыльями.
Доктор заметил, что она растерялась. Её глаза метались, не в
силах встретиться с ним взглядом. Маша не понимала, куда следовало
смотреть - то ли на него, пересилив себя, то ли на их руки, то ли
вообще по сторонам, в поисках чего-либо, способного уберечь ее от
этой щекотливой ситуации. Рыжая почувствовала, как её щеки залил
румянец и лишь надеялась, что со стороны это не было заметно.
— Отпусти меня, — шепнула Маша.
Вспомнив о гордости и силе воли, она подняла взгляд, настойчиво
и резко глядя в его глаза. Которые в тот момент напоминали два
тёмно-серых омута. Шагни не туда – и всё, утонешь, и никто тебя
больше не спасёт. Маша знала об этом. И она этого больше не
хотела.
- Нет.
Такой простой ответ, сорвавшийся с его губ, заставил её резко
выдохнуть. От возмущения, испуга, но еще больше – от того, что эти
три буквы и его настойчивость отозвались в ней чем-то опасным и
пристыжено желанным.
«Он просто смеется над тобой. Он не любит тебя», — напомнила
себе Маша
— Отпусти меня, — настойчивее, но руку отчего-то не дернула.
— Нет.
Миша сжал челюсть, молча наблюдая за ней, словно заново изучая.
Он провёл большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, и она
превратилась в сгусток эмоций, сдерживаемых под огромным железным
замком. С её ярко-алых губ сорвался слабый вздох, привлекший его
внимание. Он, словно загипнотизированный, уставился на её рот —
влажный, желанный, все еще не улыбнувшийся ему ни разу за тот
вечер. Тени мерцали на его лице, а голова начала кружиться. И всё
тело было словно под напряжением.