— Мне холодно, — заявляет она, ее нижняя губа слегка дрожит.
— Подожди, не двигайся.
Я подхожу к шкафу и выбираю для нее халат. Ткань - темно-бордовый шелк, она будет смотреться в этом потрясающе.
Я поворачиваюсь к ней и с удовлетворением вижу, что она даже не шелохнулась.
— Кому принадлежит эта одежда? — спрашивает она, когда я протягиваю ей вещь.
— Она твоя.
— Я имела в виду раньше, — шепчет она, надевая шелковистую ткань.
— Ты что ревнуешь?
— Нет, просто любопытно.
Она пожимает плечами.
— Она никогда не принадлежали никому другому. Я купила ее специально для тебя.
— То есть как? Ты не знал, что я приеду, мы встреплись пол дня назад.
По ее глазам я вижу, как крутятся шестеренки в ее хорошенькой головке.
— Ты знал все заранее?
— Я предвидел такое развитее событий, — признаюсь я. — Я навещал твоего отца две недели назад. Тогда я поставил ему ультиматум. Сказал, что через четырнадцать дней либо деньги, либо... ты.
Ее пухлые губы слегка приоткрываются, а глаза становятся невообразимо широкими. Быстро ее шок сменяется чем-то другим... болью. Боль застывает в ее взгляде, и мне становится немного неловко, что я упомянул об этом.
Судя по выражению ее лица, осознание того, что ее отец знал и не предупредил ее, причиняет ей больше боли, чем все остальное, что она пережила сегодня.
— В ванной для тебя есть зубная щетка и другие принадлежности, которые могут тебе понадобиться. Иди, приготовься ко сну.
Она кивает мне, прежде чем исчезнуть за дверью. В это время я раздеваюсь сам, запираю дверь и как обычно прячу пистолет у изголовья кровати.
Ева возвращается через несколько минут. Ее глаза прикованы к моему телу, пока она нерешительно следует к кровати. Я оставил на себе лишь трусы, но ее взгляд больше направлен на мою грудь.
Она останавливается прямо передо мной, причем так близко, что я вижу красные пятна вокруг ее глаз. Она плакала в ванной, но вытерла слезы, прежде чем выйти.
Моя маленькая игрушка не хочет показывать слабость.
— Ложись, — приказываю я и смотрю, как нерешительно, она заползает в мою кровать.
Выключив свет, я устраиваюсь рядом с ней, натягивая одеяло на нас обоих. Темнота оседает на нас, но мои глаза остаются широко открытыми.
— Почему долг моего отца так важен для тебя? У тебя полно денег, — шепчет Ева через некоторое время.
— Брать деньги и не отдавать, это кидалово и если я проявлю слабость хотя бы к одному такому должнику, то другие подумают что им тоже можно меня кинуть, примут за слабость. Здесь нет исключений. Я всегда забираю свое, так или иначе.