– А вы не космонавтом раньше
работали? – вопрос из-за спины заставил Николая Сергеевича
дёрнуться и резко обернуться. Пацан, забежавший в туалет,
оказывается, уже вышел и стоял за его спиной. Мальчишка своим
вопросом и неожиданным появлением переключил внимание на себя,
заставив забыть о его братце с ножами. И как только этот мелкий
успел все дела сделать?
Тут Николай Сергеевич резко осознал,
что в происходящем всё очень неправильно. Малец вышел, не сделав в
туалете ничего, он там пробыл всего несколько секунд и спустил
воду, чтобы было не слышно, как открывается дверь. Николай
Сергеевич успел понять всё произошедшее, но ещё не успел сделать
выводов. Он смотрел на задавшего странный вопрос парня, который в
ответ очень спокойно и пристально смотрел прямо в ему глаза. Из-за
этих гляделок Николай Сергеевич не сразу обратил внимание, как
мальчишка протянул руки в стороны и поймал два брошенных ему ножа
сразу за ручки. И тут глаза, да и вообще всё лицо мальчишки
изменили выражение.
Сейчас Николай Сергеевич смотрел в
глаза убийцы. Маска детской наивности в мгновение слетела с лица
этого существа. Нельзя сказать, что на нём исчезли эмоции. Убийца
определённо испытывает эмоции. Эмоции убийцы. Жрец испытывает
эмоции, рассекая острым ножом тело жертвы на алтаре. Солдат
расстрельной команды испытывает эмоции, нажимая на спусковой
крючок. Палач испытывает эмоции, опуская топор на шею преступника.
Просто тот, на кого направлены эти эмоции, уже не может описать,
каково это – чувствовать на себе эмоции убийцы. Но если бы Николая
Сергеевича спросили, на что это похоже, он бы, наверное, смог
объяснить.
С Николаем Сергеевичем прощались. Он
был здесь в мире живых, дышал и ощущал этот мир, но во взгляде
совсем недетских глаз была твёрдая уверенность, что настала пора со
всем этим попрощаться. И ничего с этим не сделаешь. Абсолютная
предопределённость. Это точно не была ненависть. Когда испытываешь
ненависть, с жертвой не хочется расставаться, наоборот, хочется
приблизиться вплотную и терзать, мучить, заставить страдать,
хочется видеть и чувствовать чужую боль, а тут Николая Сергеевича
просили покинуть этот мир. На него смотрели, как на фигуру, которую
пора убрать с доски. Его убирали. Убирали насовсем.
Николай Сергеевич понял это, но не
успел принять. Принять такое тяжело, особенно если перед тобой
маленький ребёнок. Николай Сергеевич не знал, что делать. Он
растерялся. Он не был к этому готов. У него были совсем другие
планы на этот день и на эту жизнь. А тут перед ним малыш с ножом и
взглядом профессионального убийцы.