Обратная дорога заняла немного больше времени, но с другой
стороны сейчас нам уже не было нужды торопиться. Поэтому спустя три
с половиной часа мы были уже дома. Рашид Эргашевич и в этот раз
сопровождавший меня, зашел к нам в дом и можно сказать сдал меня в
руки моей мамы. Пока я приводил себя в порядок с дороги, они о
чем-то беседовали за чашкой чая. Я не старался подслушать их
разговор, прекрасно понимая, что ничего плохого обо мне не скажут.
Чуть позже присоединившись к ним услышал очередные хвалебные слова
в свой адрес, и вскоре мой сопровождающий откланялся.
Судя по лицу мамы, она была более, чем довольна. Видимо
услышанное ею оправдало все ее ожидания. Правда на мой вопрос о
том, сколько Рашид Эргашевич оставил денег, она очень смутилась.
Хоть я и отказывался от оплаты своих услуг, но судя по намекам и
недомолвкам, услышанным мною еще в Джизаке, вручить оплату за мои
труды было решено моим родителям, причем в тайне от меня. В
принципе я нисколько в этом не сомневался, потому и задал маме этот
вопрос. Оказалось, что мое лечение было оценено в астрономическую
по сегодняшним временам сумму в десять тысяч рублей. Хотя мама и
всячески отказывалась от такого гонорара, он был почти насильно
вручен ей. А теперь она прикидывала на что можно потратить такие
деньги. Ведь это фактически стоимость нашего автомобиля. Причем,
как оказалось именно автомобиль и был предложен ей в качестве
оплаты. Но она отказалась от него мотивируя тем, что в нашей семье
уже есть автомобиль и второго нам, как бы не нужно, к тому же все
равно ездить на нем пока некому. Отец работает дальнобойщиком, а у
меня нет прав в силу моего возраста. Поэтому Рашид Эргашевич и
вручил ей деньги.
Впереди меня ждали почти два месяца каникул, и я собирался
хорошо отдохнуть перед началом следующего учебного года. Но как
оказалось история с исцелением Усто-Керима, на этом не
закончилась.
2.
- Вечер в хату, пацаны! – произношу я, останавливаясь на
входе в камеру, со свернутым матрацем и постельными
принадлежностями.
Комната, размерами примерно четыре на четыре метра и почти такой
же высоты со сводчатым потолком. Серые оштукатуренные под «шубу»
стены и небольшое окно на метр выше второго яруса стоящей под ним
шконки, забранное решеткой так, что сквозь нее трудно просунуть
даже руку. Вдобавок во стороны улицы над ней нависает еще одна
решетка, с небольшим наклоном создавая как бы навес, верхней частью
примыкающий к стене, а нижней, немного отходящей от нее, сваренная
из металлических уголков. В итоге солнечные лучи, как-то
просачиваются сквозь нее, но что находится за ней рассмотреть
практически невозможно. С потолка на коротких витых шнурках свисают
две сороковатные лампочки дающие какое-то освещение. Слева от двери
и возле дальней от входа стены углом расположены двухэтажные койки,
или по-местному - шконки, сваренные из толстых металлических
уголков, с широкими полосами из того же материала в качестве основы
для матрасов. Справа от входа, на примерно полуметровом возвышении
параша – довольно чистый с виду унитаз, с подведенной к нему трубой
и чуть в стороне небольшой умывальник, с небольшим зеркальцем,
вмазанным прямо в стену. Ближе к правой стене, неподалеку от шконок
грубый стол, сваренный из таких же уголков с деревянной столешницей
и две деревянные лавки, стоящие по обеим сторонам от него.