Вернувшись назад, тут же попал под град вопросов от
сокамерников. Невпопад ответил на некоторые из них, но видя, что у
меня нет настроения для подробного разговора вскоре от меня
отстали. Все же как ни крути, но здесь тоже живут люди, которые
прекрасно понимают мое состояние, хотя бы из-за того, что сами
прошли или проходят через это.
Честно говоря, я ожидал нечто другое от нашего Советского
Правосудия. Я конечно понимаю, что осудить можно любого, но можно
было бы хотя бы сделать вид, что проводится какое-то расследование,
вызываются свидетели, проводятся экспертизы. Так ведь ничего такого
не было. Мне сразу предъявили дело, в котором все нужные документы
были подготовлены. Даже если решить что все это было на самом деле
проведено, и то можно усомниться, ведь невозможно исписать столько
бумаги, судя по толщине папки, за два дня, ведь Усто-Керим умер
только позавчера, а с момента моего лечения прошло больше трех
месяцев, и ведь все было нормально.
Разумеется, при желании, я в любой момент смогу покинуть и
камеру, и колонию, куда в итоге попаду, но ведь в этом случае я
останусь без документов, хотя это и небольшая проблема, а вот
возвращение в семью, будет уже проблематичным. Что ж, в конце
концов и там живут люди, будет своего рода опыт, который может
пригодиться в жизни. Тем более, что впереди лихие девяностые. И
что-то из-за последних событий у меня пропадает желание бороться за
такую страну. Хотя, может все-таки, что-то и придется поправить в
истории.
К вечеру, на осторожные вопросы пацанов я все же ответил, что
зачитали обвинение, и теперь жду суда. Особенно удивили мои статьи,
весточка о которых, тут же расползлась по всем соседним камерам.
Сто шестая, кстати была воспринята вполне обыденно, и не мудрено,
ведь в малолетнюю колонию попадают в основном по убийству,
изнасилованию, или злостному хулиганству. А вот мошенничество в
особо крупном размере, или незаконное врачевание — это редкость
даже среди взрослых преступников. На следующий день меня вновь
вызвали на допрос. Это меня очень удивило, ведь еще вчера я
услышал, что все слова сказаны и мне остается только дожидаться
местного правосудия, однако же нет. Интересно, что мне скажут на
этот раз?
В знакомой, по вчерашней беседе комнате, к своему удивлению вижу
своего куратора. Он кивком головы приветствует меня и предлагает
присесть. После того, как конвоир покидает нас, куратор
произносит.