Клеопатра - страница 40

Шрифт
Интервал


При этих словах складки на лбу матери разгладились, но тотчас же появились снова.

– О важном деле, в такой необычный час? Я не ожидаю ничего доброго. Когда я шла к брату, ворон перелетел мне дорогу и направился налево в сад.

– А я, – отвечала Барина, – справившись о здоровье дяди, – я видела семь – да, ни больше ни меньше, потому что семь лучшее из чисел – семь белоснежных голубей, которые все летели направо. Самый красивый был впереди. Он держал в клюве корзиночку, а в ней находилась сила, которая избавит нас от сына Антония. Почему ты смотришь на меня с таким удивлением, милый сосуд всяческих опасений?

– Но, дитя, ты говорила, что Архибий придет так поздно поговорить о каком-то важном деле.

– Он скоро будет здесь.

– Разреши же эту загадку; я туго соображаю.

– В самом деле, нам нельзя терять времени. Слушай же: прекрасный голубь – хорошая, верная мысль, а что он несет в корзиночке, ты сейчас узнаешь. Видишь ли, матушка, мы даем повод к осуждению; это не должно продолжаться. С каждым днем я чувствую это сильнее, и пройдет еще несколько лет, пока эти опасения можно будет оставить. Я слишком молода, чтобы принимать всякого, кто вздумает ко мне явиться, да еще приводить своих приятелей. Конечно, наша приемная – мастерская моего отца, а хозяйка этого дома – ты, моя милая, безупречная, достойная мать; но ты слишком скромна, ты, которая во всех отношениях лучше меня, держишься в тени, так что о тебе вспоминают, только когда тебя нет. Поэтому всякий, кто приходит к нам, говорит: «Я иду к Барине!» Я не могу больше выбирать, и эта мысль…

– Дитя, дитя, – перебила сияющая мать, – кто из бессмертных встретился с тобой сегодня?

– Ты уже знаешь, – весело сказала дочь, – я встретила семь голубей, и когда взяла у первого, прекраснейшего, корзиночку, он рассказал мне историю. Хочешь, послушать?

– Конечно, только рассказывай быстрее, а то нам помешают.

Барина откинулась на подушки и, опустив свои длинные ресницы, начала:

– Жила когда-то женщина, у которой был сад в лучшей части города, – положим, хоть здесь, вблизи Панеума. Осенью, когда созрели плоды, она оставила садовую калитку открытой, хотя все соседки делали по-другому. А для того чтобы уберечь свои финики и смоквы от незваных гостей, она вывесила на калитке доску с надписью: «Не возбраняется входить в сад и любоваться им, но кто сорвет цветок, или плод, или будет топтать траву, того разорвут собаки».