Арон и Вася тревожно переглянулись. Старик рассмеялся.
– Нам бы с кем-нибудь из начальства поговорить. Можно пройти? – спросил Вася.
– Конечно, можно! – воскликнул старик и начал вязать следующий ряд. Ничего у нас тут секретного нет! Правда, и начальства нет. Как они говорят, все «уехамши» в спорткомитет. Может, я смогу чем-нибудь вам помочь?
Арон раздраженно отвернулся. Вася вежливо спросил:
– А вы, извиняюсь, кто будете?
– А я, извиняюсь, буду самым главным человеком в Российской империи, ребятки! Я – сторож. И пока Россия – родина заборов, запретов и запрещений, не упразднит всю свою чудовищную систему контрольно-пропускных пунктов, проходных с пенсионерами ВОХРа и не устранит прописку по месту жительства, я – сторож, есть и буду самой всесильной фигурой «от Москвы до самых до окраин, с Южных гор до Северных морей…» Вот так-то, ребятки!
– А президент уже не в счет? – ехидно спросил Арон.
– Конечно! – убежденно заявил сторож. Президент в нашей стране – это же седло на корове! Искусственное образование, порожденное отчаянной тоской по хозяину с плеткой. А мы, сторожа, – явление естественное, органическое, уходящее в глубь истории государства Российского! Мы и родом древнее, и решения принимаем куда более самостоятельные, чем ваш президент!..
– Арон! Нам, кажется, жутко повезло… – и Вася первым протянул сторожу руку: – Рабинович Василий. А это мой друг Арон Иванов.
– Муравич Марксен Иванович, – представился сторож.
Спустя день они втроем стояли на территории заброшенной военно-спортивной базы, где все было в таком запустении, словно сюда уже сто лет не ступала нога человека.
Перед глазами обескураженных Арона и Васи из земли наполовину торчало какое-то огромное полусгнившее деревянное судно, сквозь которое прорастали пыльные травы, и чахлый кустарник.
– Яхта когда-то была превосходной! – говорил Марксен Иванович. Название – «Опричник», длина – семнадцать метров, ширина – три и одна десятая, осадка – метр девяносто, водоизмещение – двенадцать тонн. Построена в тридцать седьмом году. Я на ней еще до войны юнгой плавал. После демобилизации, в пятьдесят шестом – капитаном, в Бремерхаффене, в Глазго… Она весь мир обошла. Помню, в Амстердаме…
– Погоди, Марксен Иванович, – прервал его Арон, – но ведь это уже не яхта… Это уже дрова!