Шами был всего на год младше, но на
фоне Лайама чувствовал себя каким-то малолеткой. Глупым и
мечтательным. Вот и сейчас, он запускает воздушные змеи. Точно,
подходящее занятие для взрослого парня.
Но он никогда не мог ничего поделать
со своей мечтательностью.
Чья-то теплая ладошка легла ему на
плечо.
– Знаю, о чем ты думаешь, – сказала
Мирика из-за спины.
Он обернулся на нее и подумал, что
так странно, он никогда не засматривался на подругу, не замирал,
как, бывало, замирает Лайам, когда видит красивую девушку, а она
была очень симпатичной: рыжие волосы, непослушно выбивающиеся из
вечно мешающейся челки, озорная улыбка и веселые зеленые глаза. Но
он так к ней привык, она всегда была рядом с самого его рождения, и
росли они вместе. Он даже не представлял такой мир, где у него не
было бы Мирики. Лайам говорил, они предопределены друг другу
судьбой, и ничто не способно это изменить. Шами был благодарен
такой судьбе за это. Мирика, та, кто всегда его понимала и
принимала, таким, какой он есть.
– И о чем же я думаю? – спросил он с
полуулыбкой.
– Что эта штука не полетит под
нашими земляными сводами.
– Но смотри, она летит, хоть и
неровно.
– И то верно, – засмеялась Мирика,
глядя вверх.
– А еще я думал о том, что так рад,
что ты у меня есть.
– Так, ну давай без этих нежностей,
мы же не одни, где-то за кустами ходит Лайам.
– Запуск воздушного змея прекрасным
утром – это так очаровательно, – проговорил вдруг сзади тихий
спокойный голос.
Мирика и Шами переглянулись с
усмешкой – опять он подкрался к ним незаметно.
Лайам Ли Кадами стоял и улыбался
своей печальной улыбкой, а серые глаза излучали какую-то едва
уловимую иронию. Он выглядел, в общем-то, как обычный парень
двадцати лет. В нем не было чего-то особенного. Невысокий рост,
щуплое телосложение. Разве что взгляд примечал в нем какую-то
странную уверенность и неторопливость в движениях. Его волосы были
серебристыми, говорили, что это седина, и что она появилась тогда,
когда он малышом бродил по темноте, хотя он заверял, что таким
родился. И, конечно, эти глаза. У многих подземных жителей
появлялась какая-то блеклость радужки, если они жили не в
центральной пещере, ярко освещаемой облаками, и сталкивались с
недостатком света, но у Лайама, глаза были неясного цвета:
голубовато-серого, а зрачки могли отражать свет в полумраке или при
определенных ракурсах, как у кошки, поэтому и говорили, что глаза у
него серебряные. Сам он это объяснял тем, что родился во тьме
нижних уровней и прожил там все те годы, прежде чем вышел к людям.
Старик Марв рассказывал, что бывают кадолийцы, которые уходят вниз
в поисках сокровищ или уединенной жизни, так поступили родители
Лайама.