— Предлагаю больше никогда не искать поводов, если нам захочется помолчать друг с другом, - улыбаюсь я, принимая руку, чтобы выйти из машины.
Над рекой как всегда тянет промозглый ветер: Игорь снимает пиджак и укутывает мои плечи, не предпринимая никаких попыток задержать руки на моих плечах хотя бы на пару секунд дольше. Мы просто идем вдоль кованых решеток моста, словно маленькие трамвайчики: параллельно, но каждый по своей дороге, и, если мы столкнемся, это будет катастрофа для нашего душевного спокойствия.
— Мне хорошо с тобой. – Внезапно, как-то очень невпопад с этой тишиной, Игорь переходит на «ты». – Просто быть рядом. Я один это чувствую? Мы словно два чудака, которые пришли на концерт «Скорпионс» в смокинге и вечернем платье.
Я не прячу улыбку и энергично киваю. Этот мужчина даже разговаривает по-особенному, не боится метафор и – теперь я знаю – способен на решительный шаг.
— Хорошо, что в толпе нашелся мужчина в смокинге, - говорю шепотом, потому что Игорь останавливается, и мы просто прижимаемся друг к другу, даже не касаясь руками.
Я боюсь поднимать голову, так и смотрю на ворот его голубой рубашки, почему-то из последних сил цепляясь взглядом за две расстегнутые пуговицы.
Игорь находит мои ладони: как-то сразу, не глядя, просто берет их в свои руки и скрещивает наши пальцы. У него теплые руки, аккуратное, но крепкое прикосновение. Нам не нужно больше сейчас, потому что это интимнее, чем поцелуй, чем секс, чем десять лет под одной крышей.
Это наше и только для нас. То, что останется тут, на набережной. Воспоминание, с которым мы будем встречаться даже через миллион лет, даже если больше никогда не увидим друг друга.
Поэтому я сбегаю от него. Просто вижу одинокое такси на почти пустой дороге и, отстранившись, молча ухожу. Кажется, что бегу, вылетаю перед машиной, наплевав на злой окрик водителя, который слышится даже через стекло.
И уже в машине пишу Артему: «Я твоя на все выходные».
Потому что устала быть одна.
13. Глава двенадцатая: Холостяк
Глава двенадцатая: Холостяк
Света, ожидаемо, закатывает скандал.
На этот раз она орет так, что даже у моего безграничного терпения очень противно скрипят тормоза, пока я из последних сил пытаюсь не реагировать на шквал обвинений. Ее послушать – так я самый хуевый мужик на земле: мне всегда мало одной женщины, я не ценю то, что для меня делают, я не готов меняться ради общего блага, я не умею быть в отношениях и не делаю ничего, чтобы «нас сохранить».