– Здесь, – ответил Мешок.
– Необходимо задавать конкретные вопросы, сенатор, – заметил Зиблинг. – Мешок обычно не говорит о том, о чём его не спрашивают специально.
Сенатор Хорриган поспешно сказал:
– Я полагаю, сэр, что когда вы говорите о подыскании интеллекта, достойного беседы с вами, вы имеете в виду одного из членов нашего комитета, и я уверен, что из всех моих коллег нет ни одного, кому можно было бы отказать в этом. Но все мы не можем растрачивать наше время, необходимое для выполнения множества других обязанностей, и я хотел бы спросить вас, сэр, кто из нас, по вашему мнению, в особенности располагает мудростью, требуемой для этой огромной задачи?
– Никто, – сказал Мешок.
Сенатор Хорриган был смущён. Другой сенатор покраснел и спросил:
– Тогда кто же?
– Зиблинг.
Хорриган забыл о своём благоговении перед Мешком и вскричал:
– Это подстроено заранее!
Только что говоривший сенатор вдруг сказал:
– А почему здесь нет других клиентов? Разве время Мешка не продано далеко вперёд?
Зиблинг кивнул.
– Мне приказали аннулировать все ранее заказанные консультации, сэр.
– Какой болван это приказал?
– Сенатор Хорриган, сэр.
На этом расследование, собственно, и закончилось. В последний момент сенатор Хорриган успел задать Мешку отчаянный вопрос:
– Сэр, буду ли я переизбран?
Крики возмущения, исторгнутые его коллегами, заглушили ответ Мешка, и только вопрос был услышан отчётливо и разнесён радиостанциями по межпланетному пространству.
Эффект этого происшествия был таков, что сам по себе явился ответом на вопрос сенатора Хорригана. Он не был переизбран. Но ещё перед выборами он успел проголосовать против назначения Зиблинга на пост собеседника Мешка. Зиблинг всё-таки был назначен четырьмя голосами против трёх, и решение комиссии утвердил Совет. А сенатор Хорриган исчез на время как из жизни Мешка, так и из жизни Зиблинга.
Зиблинг ожидал своего первого часового интервью с Мешком не без некоторого трепета.
* * *
«О чём же, – думал Зиблинг, – я должен буду говорить с ним?». Он боялся потерять то доброе мнение, которое Мешок почему-то составил о нём.
Некоторое время он стоял перед Мешком молча. К его изумлению, Мешок заговорил первым – впервые заговорил сам, не ожидая вопроса. – Вы не разочаруете меня? – сказал он.
Зиблинг улыбнулся. Мешок никогда ещё не говорил так. Впервые он показался Зиблингу не столько механическим мозгом, сколько живым существом. Зиблинг спросил: