– Рассказывай, – прохожу мимо
вспотевшего Петровича и сажусь в его кресло.
Врачишка стоит передо мной по струнке, словно школьник. Никакого
самоуважения, блять.
– Ч-что
именно? – заикается и судорожно смахивает со лба капли пота.
Мерзкое зрелище.
– О
ней рассказывай. Хочу знать всё, что известно тебе. А в идеале, принеси-ка мне
её личное дело.
Спустя полчаса я откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза и медленно
выдыхаю, пытаясь прийти в чувство. Охренеть просто.
Девчонка-то, оказывается, совсем и не девчонка, а разведёнка с двумя
детьми, причём последних тащит на своём горбу одна.
Но в состояние ступора вводит даже не это.
Она отказалась от бабла, имея двух спиногрызов, кредит, который не погасит
со своей зарплатой и до пенсии, и старенькую «хрущёвку».
И не просто отказалась от бабла, а даже с работы решила уволиться.
Давно не встречал таких принципиальных. И это охренеть как шокирует.
Получается, я виноват?
Не то, чтобы у меня вдруг совесть появилась, но прессовать бабу с детьми –
как-то не по понятиям вообще.
– Так,
значит, она отказалась?
Петрович, что всё так же стоит напротив, как лакей, кивает.
– Честное
слово, Руслан Давидович, дура девка. Я ей и так, и эдак, а она…
– Подойди
сюда.
Врач затыкается и хлопает свинячьими глазёнками.
– Подойди,
Петрович.
Тот делает пару шагов и оказывается рядом. Мне даже лишних движений не
нужно делать. Впечатываю его жирную харю в стол и, услышав характерный хруст,
улыбаюсь.
Люблю звук ломающихся костей.
Запах крови люблю.
Люблю давить вот таких вот трусливых пидорасов, что могут поломать бабу, но
боятся отвечать за свои поступки.
– Давай,
сука, расскажи мне, что ты тут делал с моей женщиной. Учти, если мне это не
понравится, я побью тебя. А если соврёшь – искалечу.
Свинья хрипит и визжит, а на столе уже образовалась лужа крови. Сломал нос,
видимо. То ли ещё будет.
– Я
просто пытался её уговорить! Немножко припугнул! Отпустите! – трепыхается и
давится собственной кровью.
А у меня уже планка поехала и перед глазами красные точки. Врёт ведь сука.
Чуйка мне подсказывает, что Веснушку мою лапал своими ручонками, а теперь ссыт
признаться.
– Что
я сказал сделаю, если соврёшь, а, сука? – выворачиваю его запястье и свинья заходится в
бабском визге.
Позор для мужика быть такой тёлкой.